— Его призвали сразу же после срочной службы. Я протестовала, писала письма, ездила в военное министерство — всё без толку. Повестку вручили и всё, никуда не деться. Дезертирство для него — позор.

Женщина поднялась из-за стола и направилась к серванту. Она осторожно достала фотокарточку, которую я заприметил ранее, рукой будто стёрла с неё пыль, пристально посмотрела на портрет, потом протянула мне. Я рассмотрел его поближе. Хороший парень, совсем еще молодой.

— Я одна за него боролась. Отца у него нет. — заговорила она. — Я думала не переживу этого, но как видите до сих пор жива… Зачем-то….

Её глаза наполнились слезами, но она продолжала говорить.

— Знаете, а ведь я всё ещё жду сына, до сих пор. Верю, что он вернётся. Потому и свет не гашу. Вдруг он ночью придёт, не увидит света, а так горит и я спокойна.

Она как-то по-детски сложила ладони под подбородком и теперь смотрела уже не на меня, не на фотографию, а куда-то сквозь стену.

— Я так хочу, чтобы он вернулся. Неважно, днём или ночью. И пусть этот свет станет для него маяком.

По моей спине побежали мурашки. «Какая война?» — напряжённо думал я, ломая голову, но молчал. Непроизвольно я взял фотографию со стола. Перевернул. На обороте неаккуратным почерком было выведено:

«От родного сына любимой маме на память!

г. Шали. Чеченская Республика. 1999 год.»