«заморские» имена: Адор, Абидалам, Острион, Сарг и т. п. Составитель «Старой погудки» охотно придумывал необычные имена для героев переводных повестей. Но в русские сказки, известные ему по устной традиции, он, в отличие от своих предшественников, вводил «чужие» имена осторожно и, как правило, давал их только представителям «иного» государства.

Так, например, переделывая «Сказку о Еруслане Лазаревиче» в «Сказку о царевиче Артобазе», он переименовал всех героев: царя Далмата в Протаная, Прохоза в Тереса, царевну Кандоулу Феодуловну в Меримиану Продромовну, трех сестер Продору, Тивубригу и Легию соответственно в Кантомиру, Диоцезу и Прелепу, город Дерби в государство Тоскерское, Индейское царство в Фригейское и т. д. Он даже русские имена в этой сказочной повести заменил «иностранными»: Вахрамей стал Тобалом, Анастасия Зельварой, Данило Белый Зерогом Брадачем, Иван Русский богатырь Исламом Баратаевичем и т. д.

Круг имен в текстах, созданных на основе русских устных народных сказок, составитель значительно расширил за счет включения тоже русских имен, но для фольклора нетипичных, не закрепленных в сказочной традиции. Так, кроме Ивана, есть в его текстах Василий, Петр, Данила, Гаврила, Вавила, Климка, Сенька. Среди женских имен, кроме привычных Марьи, Василисы, Алены, есть Устинья, Аксинья, Улита, Ольга, Анна, Катерина.

Разнообразие имен придавало героям некоторую индивидуальность, разрушало сказочную условность, а в результате, в какой-то мере, все это приближало сказочные события к реальности. Излюбленным героем у автора «Старой погудки» стал представитель среднего сословия — купец и вообще человек, который своим трудом добывает средства к существованию. В то же время сказочный царь, у которого то жар-птица ворует яблоки, то Вихорь уносит дочерей, то сын, выросший не по дням, а по часам, чуть не из пеленок просится искать Настасью-красу золотую косу; — в лубочной сказке этот царь рисуется как реальный правитель, правда, идеальный, каким бы хотелось его видеть. Вот и в «Старой погудке» царь таков, что «соседственные цари, князья и другие владетели как страшились его, так и почитали, никакое возмущение не нарушало спокойствия и тишины его областей, подданные любили его как отца и между собою жили так дружно и согласно, как будто бы составляли одну только семью. Вельможи и министры охотно разделяли со своим царем бремя правления и сотрудствовали с ним в соблюдении всеобщего блага общества».

Гистория о витязе Бове Королевиче в 8 картинках, краткая. Пример лубочной сказки. Печатается по изданию: Русские народные картинки. Собрал и описал Д. Ровинский. — СПб, 1900.

В лубочной сказке, как книжном произведении, складывалась своя художественная система. Здесь появилась некоторая индивидуализация героев, психологизация, мотивировка поступков, бытовой фон, пейзаж и т. п. — все то, чего не было в народной сказке. При этом авторы сказочных сборников в какой-то степени копировали литературу своего времени, чаще явление в ней уже уходящее или даже ушедшее. В «Старой погудке», например, как и в предшествующих сборниках, в изображении героев, особенно царевичей-королевичей, есть некоторые черты рыцарства. Королевичи галантны, учтивы, они играют на музыкальных инструментах и очаровывают дам на королевских «веселиях». Так, Заиграй-королевич «искусен играть на арфе», и когда был брошен клич, «нет ли кого в сем королевстве такого, который бы мог веселить королевну каким ни есть музыкальным инструментом», он выдал себя за музыканта и «в некоторый вечер при собрании многих иностранных министров» «столь пленительно играл, что все удивлялись и сама королевна приведена была его игрою в великое изумление».

Герои чувствительны, как в сентиментальной литературе. Автор рисует эти чувства в особой экспрессивности их проявления. Средством передачи этих чувств служат, прежде всего, прилагательные в превосходной степени и вообще экспрессивная лексика. Герои испытывают «стыд великий», «ужас величайший», «запальчивость ярую», «мучения сердца несноснейшие», «печаль величайшую», «недоумение крайнее», они «распаляются гневом», «приходят в великое смятение», «объяты сильным недоумением», выискивают средства для «жесточайшего наказания», живут в «любви горячей», плачут «неутешно», слезы проливают «беспрестанно» и т. д.

Кроме общих черт обработки фольклорного источника, у каждого составителя есть и своя литературная манера, свой стиль обращения с фольклором. Так, автор «Лекарства от задумчивости», книги, изданной ранее «Старой погудки», стремился соблюсти фольклорный стиль, он не только сохранял сказочную обрядность, формульность, но даже перенасыщал ею текст, вводя в сказку еще и эпические былинные формулы. В то же время он позволял себе вольно обращаться с фольклорным сюжетом, комбинируя разные мотивы. Петр Тимофеев, составитель сборника «Сказки русские», поступал наоборот. Он часто давал сказку в переложении на современный ему литературный язык, но бережно сохранял традиционный сюжет.

В этом отношении у составителя «Старой погудки» тоже своя манера. Он «подновлял» сказку, придумывая новое начало, иногда для этого просто менял «статус» героя, что неизбежно вызывало необходимость каких-то пояснений, дополнительных ситуаций. Например, обычную для сказки старуху или мачеху он делал Бабой-Ягой (№ 11), у той оказывался единственный сын, которого она женила и т. д., в результате падчерица народной сказки превращалась у автора в нелюбимую сноху. Сказку о ловком воре (№ 35) он предваряет рассказом о том, как герой дошел до «ремесла» такого. И начинается история от рождения у старика и старухи сына, который оказался от природы имеющим «острый и проницательный разум», но родители «не радели о его порядочном воспитании». И ведется так вступительный рассказ до самой смерти старика. Автор, вообще, любит начинать с рождения героя, сообщать о его родителях, детстве. В сказках о падчерице автор обязательно придумывает историю ее сиротства: «И как мать ее часто страдала болезненными припадками, то на шестнадцатом году от рождения оставила сиротою свою дочь» (№ 4). Связующим звеном с собственно сказочным сюжетом обычно бывает фраза, типа «стал он (она) в совершенных летах».

Эти вступительные истории (они даются как к новеллистическим, так и к волшебным сказкам) носят, как правило, бытовой, вполне жизненный характер, и, должно быть, поэтому у исследователей «Старой погудки» складывалось впечатление, что в сборнике преобладает сказка бытовая. Приведенная выше таблица показывает совсем иное.

Иногда автор выбирал для начала какой-либо знакомый ему фольклорный мотив, сюжетно с последующими событиями не связанный, или развертывал тоже с помощью традиционного материала какую-либо деталь в фольклорном сюжете. Так, например, в «Сказке о Еруслане Лазаревиче», которую составитель «Старой погудки» переделал в «Сказку о царевиче Артобазе», упоминается в самом начале о долгой бездетности князя и княгини: «И жил тот князь Лазарь семьдесят лет, а детища не было ни единого; и начали они со слезами Богу молиться, чтоб даровал им Бог детища. И услышал Бог молитву их, и зачала княгиня Епистимия во утробе своей и родила она сына».