безысходности она накрыла влажную голову полотенцем и присела на холодный край давно не чищеной ванной. Как можно жить в огромном городе, населенном миллионами чужих людей, если даже те немногие соотечественники, что позволяют услышать родную речь, нередко доводят до ручки? После нескольких минут тишины, нарушаемой лишь гулким биением тяжелых капель воды о дно ванны, забрезжила единственная лампа накаливания. Внезапное возобновление подачи электроэнергии ослепило ее. Через несколько мгновений она оправилась от ряби в глазах и, похлопав тонкими ресницами, принялась рассматривать себя любимую в потёртом зеркале. "А что, я — очень даже ничего…" — думалось ей. — "Может быть, в этой стране все привыкли к светлым волосам и голубому цвету глаз, вот и не обращают на меня внимание. Зато у себя дома, в Токио, я была бы первой красавицей…"

В этот момент дверь ванной стала скрипеть с таким резким надрывом, что при других обстоятельствах давно должна была треснуть и перестать быть естественной преградой между душевой и другими комнатами. Соседкам Сакуры тоже не терпелось принять душ, сбросив весь накопленный за день негатив, за что и страдала несчастная дверь. Впопыхах завернувшись в полотенце и прихватив с собой электрический фен — благо их комната не была обделена розетками — она открыла щеколду и выпорхнула прочь из душевой. Недовольные тирады ровесниц, учащихся с ней в одной академической группе, Сакура решила пропустить мимо ушей: каждой девушке следует и просто необходимо следить за своей красотой, а это дело не требует спешки. Впрочем, в её родной стране вообще спешить не принято. Тяжёлые испытания, лежавшие на её хрупких плечах, остались позади. Получив новый опыт, вчерашняя старшеклассница Сакура Накамура стала сильнее. Она стала Избранной — одной из немногих счастливиц, выбранной двумя лучшими образовательными учреждениями России и Японии для проведения обмена. И этот крест ей нужно будет нести до самого диплома о получении высшего биологического образования. После нескольких изнуряющих лет изучения русского языка Сакура продолжала думать на японском, и в особо трудные дни именно этот тривиальное обстоятельство помогало сохранить ей свой рассудок по приезде в дикую Россию. Теперь, когда мягкая, напоминающая о далёком доме, пятнистая пижама нежно обволакивала её кожу, а её чистые волосы оттенка древесного угля лежали на пуховой подушке, самое время было забыть про грядущее начало первого в жизни учебного года в Университете и заснуть. "Вершина Фудзи всё так же беззаботно купается в облаках, пока здешние деревья теряют листья" — промурлыкала она про себя и отправилась в Царство Снов. Глава 3. След его прошлого Не сказать, что Павел был красавцем: в бесплатный довесок к его огненно рыжей шевелюре прилагалась россыпь ярких веснушек. Именно за них в его детстве мама любя называла сыночка Конопушкой. Многие друзья родителей сравнивали маленького Павлика с героем Фёдора Стукова из советского фильма про Тома Сойера. И было за что сравнивать: юный проказник постоянно убегал из дома и ненавидел читать книги. В школьные годы Павлу пришлось здорово потрудиться, чтобы не нахватать "троек" за первый же год обучения. Из всей программы ему нравилось изучать лишь природоведение и хореографию. Выработав к пятому классу стойкую привычку сидеть от звонка до звонка, Конев спокойно проводил учебные дни и успевал дружить со многими девочками в классе — благо их было в разы больше, чем представителей сильного пола.

В седьмом классе он стал полноправным гражданином России, и теперь вся тяжесть возможного наказания за любое правонарушение могла нежданно-негаданно свалиться на его рыжую голову. Далее шли неспокойные годы пубертатного периода: юные девчачьи глаза, волосы и другие привлекательные части тела так сильно волновали Павла, что тот спал и видел свой первый поцелуй со всеми девочками своего "8 В" класса.

Два года спустя уже сами девушки стали проявлять к нему интерес и позволяли себя приглашать на свидания. Большая часть из них так и не приходила к назначенному времени, позволив рыжему горе-донжуану усвоить несколько важных жизненных уроков. Последней возможностью исполнить свои желания перед взрослой жизнью был выпускной вечер. На теплоходе музыка играла, а он опять стоял на берегу. Опоздав на отправление теплохода по Москве-реке из-за неотложных семейных обстоятельств, Павел отложил все свои прихоти, тайные мечты, желания и грёзы насчёт заветного слияния своих губ с мягким девичьим ротиком до сдачи Единого Государственного Экзамена и поступления в ВУЗ. Не сказать, что сдача экзаменов была для него трудной задачей: Конев всегда по-мужски ставил перед собой цель, а потом с разным успехом пытался её добиться. Выходило согласно уровню его знаний, помноженных на усердную подготовку. Сравнивать себя с другими наш герой не мог и не хотел: уж слишком уникальным казался ему самому собственный жизненный путь. В конечном итоге получив бюджетное место на факультете биологии Московского Государственного Университета им. М.В. Ломоносова, он настроил себя на каторгу в ближайшие пять лет своей короткой жизни. Образование не являлось для Павла самоцелью, скорее он ещё не познал всех радостей студенческой жизни, а потому думал, что учение свет — и ничего кроме учения под своей ближайшей перспективой не предполагал. Большая биологическая аудитория походила на античный амфитеатр, заполненный чуть более, чем наполовину. Угол обзора от самого высокого яруса до деревянного стола, находящегося непосредственно вблизи кафедры, за которой должен был располагаться лектор, позволял студенту ощутить себя во всепоглощающем открытом пространстве. Видавшие виды стены Университета, казалось ему, хранили энергию взаимодействия мудрого преподавателя с аудиторией, а деревянные скрипучие сидения помнили всех присутствующих в этом огромном зале. Именно такие непередаваемые, мистические и вызывающие безмолвное, почти религиозное благоговение, ощущения испытывал новоявленный первокурсник в течение первых минут ожидания самой первой лекции. Незаметно для всех студентов потёртая дверь тихонько отворилась, и в зал вошёл преподаватель. Его появление не вызвало у потенциальных слушателей практически никакого эффекта: разве что самые болтливые из них перешли на едва слышимый шёпот.

Павел открыл свою тетрадь и приготовил шариковую ручку для конспектирования тезисов, не признавая современных гаджетов, которыми обладала львиная доля присутствующих. Он не умел быстро печатать и вдобавок страшился потерять важный навык письма: привыкшие к частым нажатиям на экран или клавиши молодые пальцы легко могут отказаться от ручки и впоследствии будут с большим трудом возвращаться к ней. Каждое слово преподавателя находило отклик в тетради Конева, он буквально ловил и транслировал речь умудрённого опытом профессора, кодируя язык последнего в свой собственный язык сокращений, символов и схематичных рисунков. После полутора часов непрерывного процесса конспектирования его бедная натренированная рука затекла, и тем самым он получил своё