Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дратьс-ся? – с присвистом переспросил демон. – Будет тебе драка, гнилушка трухлявая! И углей от вашего леса не останется. А реку я до дна вскипячу, славная уха будет.
– Э, нет! – всполошился староста. – Мы так не договаривались! Господин студент, усмирите своего чёрта, пока он нас не разорил!
– Ты кого чёртом назвал, смерд?! – взвился демон. Тень, связывающая его с чернокнижником, натянулась.
Студент содрогнулся, лицо перекосилось судорогой. Побелевшие пальцы вцепились в кожаный переплёт.
– Заклинаю тебя именем… – голос студента сорвался. Он захрипел, выронил книгу и схватился за горло.
Люди потрясённо ахнули, когда из ниоткуда на раскрытые страницы опрокинулся горшок с горящими углями. Анчутка сорвался с места, засвистел, раздувая огонь.
Студент корчился на земле, лицо его посинело, глаза вылезали из орбит. Деревенские шарахнулись в стороны, судорожно крестясь.
– Кончай его, Пелагея! – крикнул Анчутка. – Не жалей!
Теперь все, кроме людей, увидели растрёпанную домовушку, злобно оскалившую зубы. Обеими руками она душила студента.
– Это тебе за Силантия! – По чумазому личику Пелагеи текли слёзы. – За то, что сгубил моего хозяина!
Студент обмяк. Тень оторвалась от его тела и отлетела в сторону. Демон потянулся, с удовольствием наблюдая, как догорает колдовская книга.
– Ловко сработано, – он уважительно кивнул домовушке. – Одобряю.
– Ты почему его не защитил?! – завизжала Маланья. – Обещал ведь!
– Потому что насчёт домовых уговора не было. – Демон ухмыльнулся. Молниями сверкнули длинные зубы. – А чернокнижник, который за спину свою не заглядывает, долго не живёт.
– Но тебе приказ был даден! – Староста ткнул трясущимся пальцем в сторону Лешего со товарищи. – Перебей их!
– От кого я приказ получил, того уже на этом свете нет. Впрочем… – демон вприщур оглядел сначала толпу деревенских, а потом нечистую силу, задержав взгляд на Болотнике. – Почему бы и не повеселиться? Я выполню любое желание… Нет, даже три желания того, кто принесёт мне этот нож.
Из тьмы вылетел чёрный, маслянисто поблескивающий клинок. С визгом, от которого закладывало уши, пролетел над берегом и вонзился в одинокую берёзу, растущую на пригорке в сотне локтей от сборища. Деревенские, толкаясь и отпихивая друг друга, ринулись следом.
– А вы чего ждёте? – демон повернулся к нечисти. – Ну-ка, кто быстрее?
Бесы с радостным улюлюканьем ринулись из реки.
– Стоять! – рявкнул Водяной.
– Не вмешиваемся, – поддержал его Леший. – Мы закон до конца соблюдём, а они… Земля им судья.
Демон недовольно хмыкнул. Бесы, стыдливо почёсываясь и пряча глаза, вернулись на свои места.
– Да мы что… Мы понимаем… Только поглядеть хотели.
Анчутка обнимал Пелагею, неловко гладил по дрожащим плечам.
– Не смотри, нечего на дураков смотреть.
Толпа деревенских редела на глазах. Люди сшибали друг друга с ног, били насмерть. Подростки дрались злее, чем взрослые. Разлетались в стороны выбитые зубы и клочки волос. Трещали кости. Тех, кто падал, затаптывали. Вёрткая Маланья первой добежала до берёзы, схватилась за нож. Кто-то метнул камень, угодив бабе в висок. Маланья кулём свалилась на землю. Над ней закипела схватка. Замелькали ножи и кистени. Демон урчал гигантской сытой кошкой.
– Радуешься, пекельная твоя душа? – прошипел Болотник. – Довёл людишек до края!
– Я?! – деланно изумился демон. – Они сами себя довели. А я так… подтолкнул малость. – Он мечтательно прижмурился. – Но теперь будет чем похвастаться. Может, меня даже повысят. А вам я верно говорю – перебирайтесь в Пекло. Целее будете. Людей всё равно не победишь. Эти передохнут, другие явятся и всё заново начнётся.
– Шёл бы ты… в своё Пекло! Без советчиков обойдёмся.
– Вот упрямые! – восхитился демон. – Ладно, если передумаете, зовите. Вас я всегда услышу. Даже тебя, коряга болотная. Люблю дерзких!
Дымная тень полетела к берёзе. Побоище там уже закончилось, только слабо шевелился, булькая кровью, староста, силясь удержать в непослушных пальцах чёрный нож.
– Уб-б-ей…
– Это я с удовольствием! – Демон наклонился. Хрустнула шея, староста смолк.
Демон растёкся над мёртвыми и умирающими дымной пеленой. Леший отвернулся. Легко ли смотреть, как вползает тьма в глаза, уши и рты, гася последние искры жизни тех людей, кого ты ещё детьми знал?
Он оглядел своих. Лесные, речные и даже болотные стояли нахохлившись, понимали – не победа это, лишь отсрочка. Русалки всхлипывали.
– Всё уже, – сказал Болотник. – Сгинул пекельник. Своё забрал и утёк. А вы чего стоите?! – прикрикнул он на бесов. – Тащите мертвецов в трясину. Незачем им тут валяться.
– С младенцами что делать будем? – спросил Полевик. – Не оставлять же их в пустых избах с голоду помирать.
– Ну, девчонок я заберу, – сказал Водяной. – Будет русалкам забава. А мальчишек…
– Младенцев не троньте!
Все вздрогнули. Бесы, уже примерявшеся, как сподручнее волочь трупы, выронили ношу. На берегу второй раз творилось неслыханное: там, где недавно толпились люди, неровной шеренгой стояли домовые. Подрагивали, держась друг за друга и тараща круглые от ужаса глаза, но стояли живым заслоном, перегораживая тропу к деревне.
– Мы их сами воспитаем, – сказал приземистый домовой, заросший пегими волосами так, что только кончик носа виднелся. – По закону.
Леший с сомнением покачал головой.
– Справитесь ли? Эти тоже на ваших глазах выросли. Что же их закону не научили?
– Пытались мы, – пегий домовой вздохнул. – Сны насылали, знамения всякие… Да поздно спохватились. Впредь умнее будем.
– Пущай попробуют, – сказал Водяной. – Может, и выйдет толк. А иначе прознают, что деревня обезлюдела, и налетят стервятники. Всех не перетопим.
– Так и порешим, – Леший хлопнул ладонью об ладонь, как печать поставил.
Домовые дружно выдохнули. Пегий сверкнул глазами в сторону Пелагеи, которая стояла возле Анчутки, уставившись в землю и кусая губы.
– Уходишь, стало быть? Бросаешь дом свой?
– А что ей среди вас, трусов, делать? – Анчутка притянул домовушку к себе. – Пошли, лада моя, я для нас старую медвежью берлогу присмотрел. Обиходим, и в самый раз будет.
– Нет, – Пелагея отвела его руки. – Пойду я. У Силантия трое несмышлёнышей осталось мал мала меньше. Кто их на ноги поставит? Да и виновата я. Не с тобой надо было венки плести, а за Маланьей присматривать. Может, и не свихнулась бы с пути. И все живы бы остались.
– Да ты что говоришь?! – Анчутка всплеснул лапами. – Напраслину-то на себя не возводи! Ты спасла всех!
– Кого спасла, а кого и погубила. – Пелагея сурово свела брови. – Прощай. Не приходи больше на околицу, не выйду я к тебе.
Она развернулась и, не оглядываясь, зашагала к домовым.
– А я как же?! Как же я-то без тебя?! – отчаянно крикнул Анчутка.
Пелагея вздрогнула, но не остановилась.
– Пусть идёт. – Полевик сжал плечо Анчутки. – Каждому свой путь и своё наказание. И свой закон.
– Я всё равно ждать