спинами булыжников — непривычные ощущения для ступней. Проклятый «Рассвет»! Они что, выбросили меня в новое тело, которое находилось в движении посреди улицы? Хоть что-то могут сделать нормально?

А еще удивила странность. Я был одет в ту же одежду, в которой ходил по палате: мягкие кеды на липах, спортивные трико и футболка. Ходил. Раньше. Неделю назад. Казалось, вечность прошла.

Мой взгляд поднялся к ночному небу, где серебрился бледный полумесяц. Звезды в беспорядке рассыпались по черной бесконечности. Я нашел взглядом самую большую, она беззаботно мерцала и искрилась — наиболее яркая и веселая из своих холодных сестер. Вскоре глаза стали привыкать к непонятному порядку расположения звезд. Глаза, но не разум. Увиденная калька звездного неба никак не накладывалась на картинку в памяти.

Видел созвездия, но не узнавал. Хотел отыскать самое известное почти любому жителю Земли, которое и ребенок нащупает взглядом, лишь подняв лицо к ночному куполу, — Большую Медведицу. Но и тут постигла неудача. Я смотрел во тьму небесную, прилагая силы и напрягая память… Нет, в этом небе светили чужие звезды.

Не понятно, с какой стати, но мне сильно захотелось узнать их названия. Эта навязчивая мысль, словно лесной клещ, крепко вцепилась в сознание, заставляя чуть ли не выть от бессилия.

«Если кто-то пройдет мимо, обязательно спрошу. Наступила лишь ночь, а не конец света».

«А если никто не пройдет или окажется, что прохожий не знает названий звезд, всю жизнь висящих над его головой?».

«Посмотрим, — начал я спорить с собой, — спрошу у следующего, а если не знает и он, то спрошу у того, кто появится после».

Я охватил взглядом пустынную ночную улицу.

«Но вдруг не появится ни следующий, ни послеследующий? Или никто, совершенно никто не будет знать, как называются звезды?»

На эти вопросы я не нашел ответа. Удивительно, какой бываю иногда нудный. Что мне оставалось после, кроме как с грустью смотреть в черное небо, украшенное серебряными точками, и шагать вдоль белых аккуратных домиков?

3

ПЕРВОЕ СОЗВЕЗДИЕ из шести звезд.

Они застыли в небе, нарисовав круг, из которого на запад указывала длинная стрела, сотканная из мерцающих точек. Слева и немного выше находилось другое — звездная лестница из трех ступеней. Потом я различил глаз — большой, серебряный. Он смотрел из космических глубин. Будто наблюдал. Даже стало как-то неловко под этим взором. Казалось, он корил за что-то. Следующей была воронка, за ней — словно бы человек с копьем… А дальше тайна звезд была сокрыта.

Тут я понял, что сижу, обняв колени, на холодной каменной мостовой. Тело продрогло и покрылось гусиной кожей. Быстро поднялся и начал отряхиваться.

Какой-то шум возник в конце улицы и начал медленно нарастать. Похоже, что источник звуков приближался. Через некоторое время я разобрал человеческий голос и, прищурившись, посмотрел в сторону источника звука, но ничего не увидел, сколько ни вглядывался. Наверное, влияло плохое освещение. А голос все приближался — зычный, мужской.

«Вот! — радостно сказал я самому себе, — Теперь удастся узнать названия звезд!»

По улице, сильно шатаясь, шел человек и пел заплетающимся языком:

Я сижу в таверне,

Передо мною — кружка.

Знакомство мы отметим

Сейчас с тобой подружка.

Моя подружка — кружка,

Но нет у кружки ручки.

Я не люблю, старушка,

Такого рода штучки…

Видимо, вопрос о звездах отпадал.

«Везет мне, — подумал я, — хоть караул кричи. Единственный человек, который встретился в этом незнакомом месте и то оказался хмельным соловьем».

Действительно, такой мало что расскажет о звездах. Еще и пристанет, как репей, и не отвяжется. Будет за тобой псом ходить, песни горланить, лишь бы налили. Забавная получилась бы сценка: появляюсь на улице, по которой идут люди с ручными кошками, собаками на поводках, а я — с пьяницей. Именно подобной сцены сейчас хотелось меньше всего. Потому я поспешил укрыться между домами, куда не проникал скудный свет масляных фонарей.

Мужчина лет пятидесяти с растрепанными сальными волосами, в замызганной одежде, держась за стены противоположных от меня домов и фальшиво горланя, пробрел мимо. Он так трепетно прижимал к груди початую бутылку, что казалось — ничего дороже в его жизни не существовало. Ни вчера, ни сегодня и не будет существовать завтра. Мужчина остановился, оторвал от груди бутыль, с нежностью посмотрел на нее и приложился к горлышку. Сделав добрый глоток и пролив часть выпивки на грудь, он рыгнул и поплелся дальше.

Когда пьяница повернул за угол, я вышел из укрытия и, поежившись от ночной прохлады, стал прислушиваться к удаляющемуся голосу, пока он совсем не стих.

Снова один. И небо уже, кажется, не такое темное. Видно, приближалось утро. Звезды одна за другой, подмигивая напоследок, постепенно меркли.

Я услышал противный вой, донесшийся из-за угла, за которым скрылся «певчий» пьяница. Скорее всего, выла от голода какая-нибудь мелкая собачонка, которую не пускали домой уснувшие хозяева.

Подул прохладный, неприятный ветер. Я подумал о доме, вспомнил тепло своей квартиры. Вот бы вернуться к себе — полным здоровья и радостных планов. Лечь на диван с любой книгой. Хотя бы на минутку.

Из-за угла вдруг вылезла здоровенная псина. Она как-то странно плюхнулась задницей на мощеную дорогу и стала судорожно дрыгать лапой — чесаться. Несмотря на все несоответствие между звуком и видом, я понял, что выла именно она. Удовлетворившись, псина подняла лохматый зад и, уткнувшись мордой в мостовую так, словно хотела выскрести ее дочиста, и громко сопя, засеменила по улице. Она не обратила внимания на одинокого человека в футболке и кедах, то есть на меня, задумчиво бредущего своей дорогой.

Скалящаяся, окровавленная морда собаки, неожиданно появившаяся передо мной, резко прервала размышления о доме. Растерявшись, я не понял, та ли это псина или уже другая. Она встала на задние лапы, передними больно уперлась мне в грудь и, поднеся окровавленную (откуда у нее кровь?) морду к моему лицу, стала изучающе смотреть прямо в глаза.

— Пошла прочь, гадина! — закричал я, когда заметил, что пасть собаки раскрылась, являя миру огромные клыки.

В этот миг морда собаки расплылась, потеряла четкость, а вместе с ней и улица предрассветного города. Тут же пространство вокруг стало уменьшаться в размерах, съеживаться, сморщиваться, пока не превратилось в маленькую точку. Меня куда-то понесло, как пылинку под дуновением сильного ветра.

Точка — съежившийся мирок — пропала из виду. Я словно пролетал сквозь пространство. Тело покалывало. Меня быстро наполняла странная, неизвестная энергия, которая так же стремительно вытекала — вся до капли