Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Стой! – воскликнул я.
– Что случилось? – насторожился Адепт.
– Там… Нет, показалось.
Мне почудилось, что на баке проскользнула и исчезла в люке знакомая фигура. Хорошо, если только почудилось.
Когда у тебя много денег, то жадность окружающих людей может послужить тебе на пользу. В нашем случае деньги сотворили истинное чудо. Несколько золотых монет очистили для нас каюту в кормовой части переполненного людьми галиона. Пусть тесную, со спертым воздухом, но отдельную, что дозволялось только офицерам да очень знатным особам. В каюте было меньше возможностей подхватить какую-нибудь болезнь, чем в трюмах и палубах для простых пассажиров – в результате антисанитарии и скученности на кораблях нередко возникали эпидемии. Кроме того, здесь мы были ближе к капитану, а значит, и к его повару и винному погребку, доступ к которому опять же открывали деньги. Кошельки наши пустели, но не настолько быстро, чтобы это серьезно отражалось на их весе. У нас были все основания считать, что в Новом Свете мы без труда наполним их снова.
Насчет скуки Адепт был прав. Стоило представить, сколько предстоит еще провести времени на этой посудине, как все существо охватывала глухая тоска. Хорошо укрепленные и вооруженные, вместительные, галионы были все же довольно медленными, неповоротливыми судами. В скорости они сильно уступали каравеллам. Колумбовская «Санта-Мария» пересекла Атлантику за тридцать шесть дней. Испанскому атлантическому флоту на это требовалось два с половиной месяца.
Последующие несколько дней не были богаты какими-либо важными событиями, кроме того, что провинившегося матроса выпороли плеткой-девятихвосткой – жестоким орудием, необходимым для поддержания на корабле нужной дисциплины. Обычных двадцати пяти ударов хватает, чтобы человек с час пролежал без сознания, а затем недели две не мог лежать на спине. И еще меня как врача вызывали к корабельному плотнику, который вывихнул себе руку. На таких кораблях роль врача чаще исполнял цирюльник, справлявшийся со своими лекарскими обязанностями сообразно образованию, так что мое присутствие было очень кстати.
Книг на кораблях почти не держали, смотреть было совершенно не на что, кроме как на капитанский секстант и глобус. Самым образованным и действительно неглупым человеком, которого мы нашли здесь, был монах-бенедектинец, несший в Новый Свет Божье слово. Несколько раз мы приглашали его в нашу каюту, и он был бы прекрасным собеседником, если бы не его религиозный фанатизм. Большой сторонник решения всех проблем светлой христовой веры старыми испытанными методами, он истово восхвалял костры, конфискации, пытки во имя того, чтобы образумить неверных и заставить их покаяться в заблуждениях и хотя бы перед лицом близкой смерти прийти в лоно самой доброй и человеколюбивой церкви.
Однажды я не выдержал и, потянуло же за язык, воскликнул:
– А как же пытки и огонь сообразуются с учением Христа? Известны же слова о том, что, когда тебя ударят по левой щеке, подставь правую.
– Воистину так. Из любви к Господу слуги его берут на себя тяжкий грех. Мы жертвуем собой и знаем, что на том свете с нас за это спросится. И не от ненависти, а из любви к людям, к тем, кто попал под наше жестокое сострадание, идем мы на это. Берем на себя грех, лишь бы обратить неверного в истинную Христову веру. И тем самым, погубив его тело, спасти бессмертную душу.
– Истины, вбитые силой, не становятся истинами для тех, в кого их вбили.
– Истина и есть истина, и главное, чтобы она была клятвенно принята.
– Но жестокость рождает ответные действия.
– Мы служим Богу, и не пристало нам бояться судьи, нити которой в руках Его.
В остальное время мы предавались тягучему безделью. Адепт переносил его гораздо легче. Он вполне от отрешиться от внешней пустоты окружающего мира, зная, что внутри него существует огромный и неисчерпаемый мир. Вот он снова занялся привычным занятием – начал вычерчивать какие-то формулы, астрологические знаки.
Закончив очередной этап этой работы, Винер невесело заключил:
– Похоже, мой дорогой Эрлих, в скором времени нас опять ждут серьезные испытания.
– После того как нас свели обстоятельства, вся моя жизнь – сплошная неприятность.
– В связи с ростом влияния Марса нас ждет новый тик, А влияния одиннадцатой планеты и кометы Гор вызовут сильные астральные возмущения. Мы входим в полосу, когда неприятности посыпятся одна за другой. Точнее, в эту полосу мы вошли, когда встречались с Бернандесом, но сейчас дела обстоят все хуже и хуже.
– Значит, надо опять держать наготове пистолеты?!
– Да. И не выбираться без особой надобности из этого шкафа, именуемого почему-то каютой. Будем ждать.
Ждать долго не пришлось. Этим же вечером нам был преподнесен сюрприз. Мы уже не были расслаблены скукой, как недавно. На место расслабленности пришло ожидание, способное вытянуть все силы.
– Кто-то ждет нас за дверью, – прошептала, почуяв недоброе.
Адепт приложил палец к губам, потом, кивнув, тихо произнес:
– Точно. Что будем делать?
– Может, попытаемся скрутить его? Иначе мы так и будем жить в ожидании удара неизвестно с какой стороны.
– Попробуем.
Адепт зажег фонарь. В закутке, куда выходила дверь нашей каюты, была темень, драться же в темноте, как мне не раз удавалось убеждаться, дело нелегкое и очень опасное – все зависит от глупой случайности.
Сжимая мой любимый кинжал – в тесноте это оружие гораздо лучше шпаги, – я на цыпочках подошел к двери и потянулся к защелке, но нас опередили.
Послышался крик, короткое ругательство, звуки ударов и грохот падающего тела. Затем в дверь кто-то неназойливо постучал. Адепт поднял пистолет.
– Эрлих, я чувствую, вы хотите всадить в меня пулю, – донесся из-за двери голос. – Не стоит. Лучше откройте дверь.
– Вот черт! – выругался я.
– Я изнываю от жажды и мечтаю о глотке вина.
– Придется налить ему вина, – вдохнул я и отворил дверь.
Ну конечно. Опять он, Генри Джордан!
– Опять ты! – так и сказал я.
– Я могу сказать то же самое. Это зависит от того, с какой стороны посмотреть.
– Невыносимо!
– Я не один, а с приятелем. Он немного притомился, и его не держат ноги.
Генри нырнул в коридор и затащил в каюту безжизненное тело, судя по одежде, принадлежащее матросу.
– Бедняга сильно устал, поджидая вас у дверей каюты. Тяжелее всего ему было держать нож, с помощью которого он хотел ознакомиться с вашими внутренностями.
– Кто это такой?
– Джованни Пизано из Венеции. Бывают, конечно, мерзавцы и похуже него, но только встречаются чрезвычайно редко. Последнее время он ходил в подручных у Бернандеса.