ли в мастерскую. Антон куда-то исчез. А обстановка вокруг была уже сильно веселая. Зайди сюда свежий человек, так он был и не понял, кто тут веселится — художники, бизнесмены или сантехники. В общем, я решил по-тихому свалить. И вышел на лестницу. Когда я спускался, на глаза попалась открытая дверь. Нет, чтобы пройти мимо, но журналиста всегда тянет на приключения. Я заглянул внутрь. Квартира была явно не находившийся в процессе ремонта, но не была она и бомжатником. И тут я наступил, вот уж выпивший дурак, на фиолетовую тень на полу. А дальше — полный отруб.

И проснулся после пьянки

Я открыл глаза и обозрел окрестности. Надо мной был потолок — это уже ничего. Значит, не в садике вырубился. На стене были обои — значит, не в ментовке. Тоже хорошо. Но вот обстановка… Это был типичный «мещанский модерн». Я в этом деле понимаю, у меня недалеко от дома есть мебельная комиссионка. Я туда нередко заходил. Так вот, все находившиеся в комнате предметы, казалось, вышли из неё. Блин, что я, дрыхну в декорации для какого-то фильма о начале XX века? Я вытащил из-под одеяла руку и совсем офигел. Это была не моя рука! Для начала — я в последние несколько лет отдыхал в северных территориях нашей страны. А тут рука была покрыта тропическим загаром. Но это бы ладно. Я видел здоровенную руку человека, который явно с детских лет занимался тяжелым физическим трудом. А я-то, честно говоря, таковым занимался лишь в стройотрядях. А в последнее время только мышку двигал. Перевернув руку, я увидел следы мозолей. Такие бывают только у рабочих.

Я выскочил из койки — и тут понял, что одет в белье, которое не носил после армии. Но размышлять об этом было некогда, я метнулся к зеркалу. М-да. На меня смотрела мрачная морда. Я-то сам шатен, особо внешне ничем не примечательный. А тут на меня глядел брюнет с пронзительными зелеными глазами. Морда такая, что в темном переулке я бы с ним не хотел повстречаться. Правую щеку моего отражения украшал рваный шрам. Такие остаются, когда зашивать рану приходится уж в очень полевых условиях. И эта рожа была покрыта тропическим загаром.

Попал… Я ринулся к окну. Благо, в комнате был эркер или фонарь — ну, в общем, что-то выдающееся из корпуса дома и позволяющее осмотреть местность.

Так. По крайней мере, я в Питере, и, возможно, в той самой квартире, в которую черт меня занес. Вдалеке виднелся памятник декаданса — «башня любви», расположенная на Пяти углах, своим видом напоминающая… Именно это и напоминающая. А что ещё? На Загородном — трамвайные рельсы. И опоры силовых проводов. А на соседнем доме реклама — «Петровъ и сынъ. Ситецъ»[1]. Для подтверждения обстановки по улице, весело звякнув, проехал трамвай. Такие я видал, и даже на них ездил на разных питерских праздниках. Итак? Трамвай запустили в Питере в начале XX века. Революционных реалий на улице не видно. Значит, я в начале века?

Для начала я осмотрел костюм, аккуратно висящий на стуле возле кровати. Обычный такой костюм черного цвета. Тут же имелась белая рубашка, которая расстегивалась только до середины груди и нечто вроде длинной узкой ленты, которую этот тип, в тело которого я угодил, видимо, таскал вместо галстука.

Возле кровати стояли ботинки. Они очень напоминали «вибрамы», в которых я в молодости ходил по горам. Да, и судя по всему, мой предшественник тоже их не для понта купил. Очень характерные царапины свидетельствовали, что товарищ в горах бывал.

Я натянул штаны и уселся поразмышлять. Но тут в дверь раздался стук. И тут мой новый организм отреагировал очень весело. Рука метнулась под подушку и выхватила пистолет.

— Кто там?

— Так вы ж, господин, как вчера изволили приехать, велели газет купить и прямо с утра вам доставить.

Я сунул пистолет обратно и открыл дверь. На пороге стоял халдей. Они всегда одинаковы, в каком веке не живешь. Он мне протягивал пачку газет, а в другой руке держал кучку монет.

— Вот, купил, как вы приказали, а вот сдача.

Я нашел в кучке серебра монету и дал ему. Видимо, дал много, поскольку халдей расплылся в улыбке.

— Если что надо, так вы ко мне обращайтесь, меня Петром зовут.

Вот времена меняются — а халдеи те же. Во всех местах, где я бывал в командировках, они предлагали решить вопросы, «если что надо». Под «надо», разумеется, понимались девки. Эта общность гостиничных служащих как-то меня успокоила. В конце-то концов, тут тоже русские люди живут.

Едва дождавшись, пока закроется дверь, я поглядел на газеты. Первая была «Петроградские ведомости» от 15 апреля 1917 года.

От, это я угодил! Хотя, во всем есть и свои положительные моменты. Сейчас в стране полный бардак. Господа демократы разогнали Охранное отделение и жандармский корпус. Так что вряд ли кто-то заинтересуется тем, что я очень отличаюсь от аборигенов. Это ведь в книжках «попаданцы» оказываются хоть во времена Петра Великого, хоть князя Ярослава Мудрого — и всюду канают под своих. На самом-то деле даже в этом времени я чужой человек. Не так говорю, не так двигаюсь — да много чего. Это я заметил по реакции халдея. Но сейчас ко мне прикапываться явно никто не станет. Уже плюс.

Итак, что мы имеем? Я попал в чужое тело. В книжках писали, что там можно покопаться и найти чужой разум. Но как я как я не старался, ничего, кроме собственных воспоминаний я не обнаружил. Однако, от товарища, в которого я внедрился, что-то осталось. Это реакции. И они мне очень не нравились. Они принадлежали явно не самому законопослушному человеку. В самом деле, кто на автомате при стуке в дверь выхватывает пистолет? Тот, кто живет за гранью закона. Революционер или крутой уголовник типа бандита. Но революционеры всех статей в это время были самыми почетными людьми. Уголовник? Так ведь господа демократы вместе с Охранным развалили заодно ещё и Сыскное отделение. Так что опасаться мой клиент мог только иных уголовников. Вот это мне очень не нравилось.

Но ладно. Что вышло, то вышло. Для начала я полез под подушку и достал пистолет. Это была самозарядная машинка калибром примерно девять миллиметров. А, на стволе написано «Colt». И тут я вспомнил. Я читал об этом пистолете в Интернете. Это же Кольт 1911 года! Который в армии США