маленько. Потом оперлась на мое плечо, сделала шаг вперед и исчезла за горизонтом, который был от меня на расстоянии вытянутой руки.

— А что же ты не пополз дальше? — продолжал я наседать на Нилыча. — Ведь осталось-то всего ничего.

— Не смог. Либо замерз, либо время закончилось. Меня попросту выпихнуло из мглы в нашу паршивую реальность на больничную койку в дурке. — Дядя Витя взял в руки гитару. — Я вот все думаю, почему никто ни разу не дошел? А может, и не должен был дойти? Может быть, горизонт заканчивается именно там, где ты подставил кому-то свое плечо?

. Ее увидишь ты, вошедший в раж,

И вдруг поймешь: твой финиш — это блажь.

Ну а поняв, своим теплом одаришь ту,

Которой нужно пересечь черту.

Та-да-да-дам!

Виктор Нилович прислонил гитару к стене, смахнул с тарелки в рот остатки угощения и со смаком запил раритетным чаем.

Наступившую было тишину прервал звонок телефона. Я метнулся в коридор и схватил трубку.

— Борис Николаевич? Это вас из больницы беспокоят. Иван Андреевич Поляков, лечащий врач вашей жены.

— Что случилось? — У меня все похолодело внутри.

— Все хорошо! — поспешил успокоить меня доктор. — Ваша жена пришла в себя, динамика положительная. Думаю, что в самое ближайшее время переведем ее на терапию.

— Иван Андреевич! Хоть одним глазком … — умоляющим тоном начал я.

— Ну хорошо, — смилостивился эскулап, — приезжайте. Но предупреждаю, только издали — входить в палату запрещено категорически!

Я сообщил радостную новость дяде Вите, получив от него в награду подзатыльник.

— Ну ведь чувствовал, что ты, поганец, недоговариваешь! — заявил он мне с негодующим видом. — Сейчас побреюсь и поедем.

— Но …

— Не спорь! Вы же для меня… Или тебе еще одну затрещину накатить?

В больнице Иван Андреевич выдал нам с Виктором Ниловичем халаты, подвел к таниной палате и попросил подождать. Дверь палаты чуть приоткрылась, и мы увидели улыбающуюся Танюшку. Она помахала нам рукой, и ее губы прошептали:

— Спасибо, дядя Витя!

Уже дома Виктор Нилович позволил себе рюмочку коньячку, заверив меня, что она будет последней в его жизни. Ну а потом, как обычно, потянулся за гитарой, только я его опередил.

— Погоди-ка, Нилыч. А давай я!

Бывает так, что родственников тыщи,

А как беда, их днем с огнем не сыщешь.

Но есть другие, ты всегда уверен в них.

Они — чужие, но зато родней родных.

Та-да-да-дам!