приют там.

Стяг мой водружен

во владениях Небытия,

где правлю царство я,

И только здесь,

о дева Мария, как одинокий рыцарь,

Мой образ трепещет крыльями перед тобой.

Смотри, Мария, пред тобою —

загадка Моей формы,

запутанный клубок.

Ты видишь и то, и другое —

как яркую луну

и форму, возникающую в воображении сердца.

Любое представление,

произрастающее в твоем сердце,

преследует тебя, где б ни была ты,

за исключением пустой и нереальной грёзы,

что исчезает словно зарница.

Я – рассвет Божественной реальности, свет Господа,

во дне моём не утаится ночь.

И не ищи укрытья от меня, взывая:

«Нет власти, кроме Аллаха», —

Мне довелось сюда явиться из владенья,

Где власти не отыщешь иной, помимо Аллаха, —

пропитание моё, моё отечество —

сотворены из «Нет силы, кроме Божьей».

Рождённый светом, предваряющим язык,

извечно был я зодчим святилища Господня,

ты ж ищешь защиты от меня,

Когда я сам прибежище и избавленье?

О, нет худшей кары, чем невежество:

ты рядом с возлюбленным,

но в любви ты неумела.

Друзей ты почитаешь чужаками,

радость – скорбью,

А при встрече с прекрасным возлюбленным

малодушно убегаешь,

боязливо сторонишься его.

Он – грациозен словно пальма,

для нас же, мошенников,

он – крест и виселица.

Локоны нашего Возлюбленного,

благоухающие мускусом,

для нас, лишившихся рассудка, – просто путы.

И благодать, что истекает

столь сладостно, как Нил,

нам, фараонам, видится кровью.

Когда, например, Иисус говорит: «Я иду к Отцу» (Иоанн 16:16), суфии понимают это высказывание следующим образом: святые[6] суть духовные чада Божества, так что Иисус как святой[7] может рассматриваться в качестве такого духовного чада.

Как говорит о том Руми:

Дитя моё, все святые – сыны Божьи.

Здесь они или там, присутствуя или отсутствуя, —

Они всегда начеку, бодрствующие и неусыпные.

Шейх Шабистари[8] дает лирическое описание этой концепции в своем Гюльшан-и раз:

Сперва неискушенное дитя

Не выходя из колыбели[9], пьет молоко[10],

Созрев же, становится странником.

Если он – мужчина,

то странствует со своим отцом.

Природные стихии в тебе

Походят на земную мать.

Ты – чадо, чей отец —

Старейший в роде, небесный патриарх[11],

И потому Иисус провозгласил при вознесенье:

«Иду я к моему Отцу» [12].

И ты, любимец своего отца,

Вернешься к своему Отцу [13].

Друзья-сподвижники твои ушли, уйдёшь и ты.

Коль хочешь стать свободной птицей,

Стервятникам оставь падаль мирского [14].

В своем комментарии к Гюльшан-и раз шейх Лахиджи[15] построчно поясняет концепцию Святого Духа (рух алькодос) и Духа Божия (рухо’ллах), которая появляется в другой части труда Шабистари, делая это следующим образом:

Во внутреннем дворе святого Единства

таится монастырь души —

гнездо Симурга[16]Пребывания /в Боге/.

(Комментатор, Лахиджи): То есть, можно сказать, что внутренний двор святилища святого Единства (вахдат) [17] Божественной сущности, которая превыше любых пороков множественности (касарат) и чиста от них, является монастырем души (даир-и джан) и храмом (ма’бад) христиан – то есть сообществом последователей или церковью пророка Иисуса. Следовательно, святой монастырь Божественного единства есть дом поклонения для души, то есть для человеческого духа (рух-и инсани), ведущего происхождение из мира существования-вне-форм (алам-и таджарруд). Это святилище Божественного единства является храмом души и гнездом Симурга истинного существования (бака)[18], поскольку истоком и реальностью бака является Божественное Единство, совершенное и очищенное от любого противодействия и несоответствия. Это Единство достигается в результате исчезновения «я» в Боге (фана)[19]. Достигнув этой стадии (макам), Иисус обрел жизнь и бессмертие.

Поскольку Иисус проявляет абсолютную свободу от уз обычаев, условностей, слепого подражания и привычек, что и нашло воплощение в христианстве (тарса’и), поэт далее комментирует:

Духом Божьим даровано это обретение,

Порождённое Святым Духом.

«Обретение» здесь подразумевает невовлеченность и освобождение от уз множественности и общепринятых норм, нашедшие воплощение в христианстве, а также последовательное слияние с духовным уровнем и монастырем Божественной сущности в её священном Единстве. Такое свершение было проявлено Иисусом (как Духом Божьим). Ни один из предыдущих пророков, как бы совершенен он ни был в своих добродетелях, не достиг этого уровня. Потому и провозгласил пророк Мухаммад: «Из всех людей мы наиболее близки с Иисусом, ибо не было иных пророков от него до меня».

Обусловленная форма (та’айон) Иисуса принадлежит сокровенному измерению всеобъемлющего Единства Божественной природы, отсюда его именование «Дух Божий» (Рухо’ллах), ибо он есть тот Совершенный Дух, который есть теофания (мазхар) всеобъемлющего имени «Аллах»[20]. Только Божественное имя, «Аллах», и никакое другое, может служить в качестве вдохновителя (буквально «вдуновителя») Иисуса – посредством силы своей «гавриилической»[21] формы.

Иисусу в этом аспекте бытия «истинно преданного» (абдо’ллах-и хакики) было дано воскрешать мёртвых, излечивать тех, кто был слеп от рождения, и исцелять прокажённых; деяния эти «порождаются Духом Святым» (рухо’лгодос). Однако полное явление Божественного имени, «Аллах», является чрезмерным для большей части людей – вследствие ограниченности их «духовной вместимости», и потому им являются имена вторичной природы.

Поскольку же человеческое существо является в сущности теофанией (мазхар) и объектом попечительства (марбуб) всеобъемлющего имени «Аллах», поэт поясняет, что:

В душе, дарованной тебе Богом,

Проявлены следы святости.

Проще говоря, Иисус существует как Дух Божий, и точно так же душа и реальность существуют, предстоя перед тобою, человеком. «Я вдунул Дух Мой в него» (Коран, Хиджр 29 и Сад 72) является намеком на это. Кратко говоря, человеческое существо есть теофания Божественного имени «Аллах». След этой реальности в вашей душе, дарованной