вопросов, которые не решили ни царское, ни Временное правительство. Причём стартовые условия, в которых начинали большевики, были несоизмеримо хуже тех, что получили либеральные оппозиционеры в феврале. Экономика фактически уже умирала, хлеба в городах не было, страна распалась на пытавшиеся выжить в одиночку уделы, фронт развален, армия разбегалась, центральной власти никто не подчинялся. Подобно Петру I, большевики поставили Россию на дыбы, повернули на путь постепенного выхода из катастрофы. Красный Октябрь сказался, конечно, на судьбах всего мира. Но для нас, русских и представителей других жителей большой исторической России или, как теперь говорят, Русского мира, главное значение Октября именно в этом. Большевики, внешне, на публику выступавшие с крайне интернационалистскими лозунгами, на практике смогли понять и воплотить в жизнь наиболее глубинные национальные интересы. Это позволило им стать из партии революционеров и низвергателей партией прагматиков и созидателей.

Анализируя причины прихода большевиков к власти и их победы в Гражданской войне, крупный деятель эмиграции, один из теоретиков сменовеховства профессор Н. В. Устрялов сформулировал её с предельной откровенностью. «Противобольшевистское движение, – признавал он, – … слишком связало себя с иностранными элементами и потому окружило большевизм известным национальным ореолом, по существу чуждым его природе». Большевикам удалось убедить огромные массы людей, прежде всего крестьянства как носителя традиционного народного патриотизма, что именно они являются защитниками целостности и независимости России. «Живой и понятный лозунг, умело брошенный большевиками, имеющий конечной целью объединение России и сохранение её целостности, сам собой поднимает народ и заставляет его браться за оружие. А тот же призыв за «единую неделимую» в устах вождей антисоветского движения оставался в большинстве случаев немым для широких масс населения», – должен был признать, осмысливая причины неудачи белого движения, видный участник сначала антибольшевистского подполья, а затем главком вооружённых сил коалиционной Уфимской Директории генерал В. Г. Болдырев.

И это ещё один урок 1917 года – наш народ невозможно долго обманывать радужными и заманчивыми лозунгами. Нужны дела, нужны солидарность и сопричастность каждого. Только признав правоту народа, поддержав живущее в нём стремление к справедливости, можно не только уберечь страну от потрясений, но и сделать новые впечатляющие шаги вперёд. Ведь именно на прочном фундаменте Красного Октября 1917 года стоят две другие главные Победы нашего народа в XX веке: Победа 1945 и космический прорыв 1961. Что мешает сдать на «отлично» экзамен по истории сегодня и столь же решительно начать движение в завтра, тем самым избежав исторических ловушек и потрясений?

* * *

Хотя со времени исторического выбора наших отцов и дедов, сделанного в 1917 году, прошло уже сто лет, его значение не остаётся определяющим для развития нашей истории, а дискуссии о его причинах, характере и результатах становятся всё жарче и принципиальней. Представляемая вниманию читателей книга объединяет исследования революционных событий 1917 года, которые автор ведёт уже более четверти века. В ней собраны материалы, посвящённые такому важному аспекту нашего коллективного прошлого, как эволюция форм отечественной государственности. В совокупности с прежними работами автора, в которых приоритетное внимание уделено развитию в период Великой русской революции общества и гражданских институтов, данная книга воссоздаёт облик сложной, переломной эпохи, горячее дыхание которой чувствуется и в наши дни.

К современной концепции истории Российского государства

Очерк 1. На пути к осмыслению прошлого

Новые подходы к прошлому

За не очень продолжительное время, прошедшее со времени кризиса СССР и его разрушения в отечественной исторической науке уже успело смениться несколько периодов её развития. Заявили о себе и ушли в тень отдельные авторы и целые школы. Но и сегодня обстановка в стане историков далека от полной ясности. Такое положение легко объяснимо. Ситуация в отечественной исторической науке определяется сменой парадигмы исторического мышления. Процесс этот не мог не стать болезненным и запутанным. Ведь означает он не только смену представлений о прошлом, но и самих критериев, на основе которых формируется представление о нём.

Произошедшие в исторической науке в последние десятилетия изменения заслуживают самостоятельного научного анализа. В рамках одного небольшого исследования сделать это практически невозможно. Вместе с тем, приступая к рассмотрению российской государственности рубежа веков, необходимо хотя бы коротко остановиться на тех новых подходах, которыми обогатилась современная историография.

Чтобы оттенить значимость наиболее продуктивных исторических исследований постсоветского периода, вспомним, что было характерным для подходов к этим сюжетам в прошлом. В России историю государства к темам, обделённым вниманием, не отнесёшь. Вместе с тем, как и повсеместно, в России она обычно трактовалась как история государей. И в этом был свой резон, учитывая ту роль, которую личность может сыграть в истории. Вместе с тем при таком подходе многое ускользало от взгляда исследователя. В чём природа политической власти? Каковы механизмы её реализации? В чём кроются причины её неэффективности в тех или иных условиях? Какие факторы работают на её стабилизацию при обострении кризисных явлений? Все эти проблемы историки отдавали на откуп политологам, социологам и представителям прочих философских наук.

Возведение в абсолют государства было присуще не только дореволюционным историкам, но и советским. Не сразу ситуация меняется и в последнее время. Дело в том, что нахлынувшая на историческую науку волна конъюнктуры[2] на некоторое время привела к доминированию в нашей стране так называемой тоталитаристской школы. Научный поиск замедлился. Вместо этого идёт механическая замена в оценках прошлого плюсов на минусы, а минусов на плюсы. Более того, у тоталитаристов абсолютизация государства принимает невиданный прежде, чуть ли не мистический размах[3]. Такое положение не могло продолжаться вечно. Да и метод познания, присущий политическим наукам, оказался недостаточным. Науки эти традиционно имеют дело со статической картинкой, тогда как действительность – это живая система. Только анализ динамики общества может лежать в основе истории как науки.

Вместе с тем из социологии, статистики, политической географии, демографии и других наук в методологию самой истории пришло немало нового. Прежде всего – это системный взгляд на изучаемый предмет. В случае с государством новизна эта проявилась в том, что оно теперь рассматривается не изолированно, а через призму породившего его общества. И действительно. Можно согласиться с американским историком Ларри Холмсом, что люди не живут в политическом вакууме. Но то же самое верно и для государства[4]. Невозможно представить власть саму по себе, существующую изолированно. В реальности это означает, что на импульсы, идущие сверху, отвечают импульсы, идущие снизу. Их различное сочетание в различные исторические эпохи и составляет каркас истории государства.

При взаимодействии власти и общества происходит коррекция как