другой ветви я был старше, чем здесь… Ненамного, впрочем, на несколько часов, но всё же… Мне как-то пришло в голову, что если я ощущаю себя в будущем, пусть и недалеком, то мог бы этим воспользоваться, чтобы здесь… Но нет, никакой практической информации… только ощущения, чувства, эмоции…

Боснер еще раз посмотрел на часы, и в глазах его появился испуг. Мортон это заметил, но не понял причины. И заговорил Боснер быстрее, проглатывая окончания слов, будто торопился завершить разговор, чувствовал, что Мортон скоро скажет «хватит, мне нужно идти», и нечто останется не сказанным.

— А однажды… год назад… я едва не умер. То есть не я, а… я в другой ветви. Ощущение было таким, как его описывает Моуди… вы ведь читали Моуди и знаете… да, конечно. То есть я не видел тоннеля и света в его конце, но появилось ощущение полета в неизвестность, ощущение, что сейчас жизнь закончится… черт, я опять не могу описать точно… просто поверьте… Прошла минута, я пришел в себя и осознал, почувствовал, что там… я мог умереть. И да… Я не хотел больше ощущать себя собой… там. Я всегда понимал, какой именно я сейчас… Через несколько месяцев я едва не умер опять, в другой реальности. Всё повторилось, и я со страхом подумал, сколько еще раз мне придется испытывать это чувство умирания… Очень неприятно, очень… И еще. Я вспомнил, что как-то болел, высокая температура, очень неприятные ощущения… ковид, да. Ощущения неприятные, но всё же не настолько, как… там.

И опять взгляд на часы.

— Вы торопитесь? — переводя разговор в ироническую плоскость, поинтересовался Мортон. Рассказ Боснера его заинтересовал, в этом он себе признался. Боснер описывал примерно то, о чем Мортон писал в статье, которую подвергли критике рецензенты в «Физикал ревю». Не так эмоционально писал, конечно, с формулами и уравнениями, но — писал именно о квантовом многомирии, о том, что время в разных ветвях может не совпадать, и этот эффект, в конце концов, позволит провести решающий эксперимент, доказать существование Мультиверса, а заодно и ментальных склеек. Если Боснер искал единомышленника, то, пожалуй, в лице Мортона он единомышленника нашел.

— Тороплюсь? — переспросил Боснер. — Да. Но надо досказать, иначе всё бессмысленно. Понимаете… Я бы продолжал молчать, держать в себе, был уверен, что меня сочтут… хм… вы понимаете… Но как-то я прочитал книгу доктора Арбеля «Конец Вселенной». Там была глава о туннелировании ложного вакуума. Это когда…

— Да-да, — нетерпеливо перебил Мортон. Книгу Арбеля он знал прекрасно, поскольку был ее научным редактором. — В обычном вакууме во Вселенной возникает флуктуация в виде ложного вакуума. Вполне возможная ситуация, кстати. Ложный вакуум начинает неудержимо расширяться и захватывает Вселенную. Фронт волны распространяется со скоростью света, так что, если это случается, пусть даже на расстоянии миллиарда световых лет, узнаем мы о катастрофе ровно в то мгновение, когда волна дойдет до Земли — не раньше. И мы просто исчезнем. Вдруг. Сразу. Мгновенно. Весь наш мир. Мы даже не успеем почувствовать… Но это теория. Может, и правильная, но, опять-таки, о том, что она правильная, мы узнать не успеем. Красивая идея, на мой взгляд. Жаль, что предсказать такую флуктуацию невозможно. Она может произойти сейчас, может — через миллиард лет. А скорее всего — никогда.

— Никогда, — пробормотал Боснер и опять бросил взгляд на часы. Куда он, черт возьми, торопится? Может, тоже в ресторан? Или на свидание? — Так я говорил, что прочитал книгу Арбеля. Прочитал и забыл.

Он нервно сглотнул и еще раз — сколько можно? — посмотрел на часы.

— Профессор Мортон, — сказал он зловещим шепотом, — сегодня я умер. Я… где-то просто перестал быть. Был — и не стало. Никаких ощущений умирания, которые я уже знал. Просто был тот мир, где я… и исчез. Мгновенно. Я подумал, что не могу больше молчать, и должен…

— Понимаю, что вы подумали, — кивнул Мортон и удобнее устроился на краю стола. Интересный рассказ, пусть Боснер продолжает. — Та ваша реальность погибла, верно?

— Да, — кивнул Боснер, и губы его задрожали.

— Ну, так это где-то… — протянул Мортон, начиная, впрочем, прозревать, но не принимая возникавшее знание. Где-то в подсознании страх уже вспучился и грозил выплеснуться, но сознание заталкивало его в глубину, и Мортон почувствовал, как похолодели пальцы.

— Мы-то здесь… — пробормотал Мортон.

Все-таки надену свитер, Полли будет рада.

Почему-то стало трудно дышать.

— Да! — воскликнул Боснер. — Да! Это произошло в моей и вашей, профессор, реальности, которая по времени старше нашей на три с половиной часа. Это означает… Я ведь потратил время, пока искал аудиторию, слушал вашу лекцию…

— Сколько? — Мортон не узнал своего голоса. Это не он спросил. Это спросила Полина. Это спросила Валерия, сцепив пальцы, как она всегда делала, волнуясь. Это спросили девять миллиардов человек, которым скоро…

Не может быть! Полина… Как я ей скажу? Как?!

— Сколько?!

Это крикнул он? Голос с неба?

Боснер в последний раз посмотрел на часы и сказал, будто извинился:

— Шесть минут, профессор. Шесть минут и семнадцать секунд… Уже шестнадцать…

Полли, я люблю тебя… Валерия… Позвонить? Но Валерия на шестом месяце, ей нельзя волноваться…

О чем я думаю?

Да он псих, почему я ему поверил?

Что делать?

Что, черт возьми, делать?

Что можно сделать, когда до конца света осталось шесть минут, и только ты с Боснером знаешь, что это правда?

Солнечный зайчик упал на лицо Мортона и заставил его моргнуть. Кто-то открыл дверь в аудиторию, и из коридора стали слышны голоса. Кто-то смеялся. Кто-то пел.

— Замолчите! — крикнул Мортон.

— Три… две… — монотонно считал Боснер. — Одна… Ровно шесть минут, профессор.

Мою статью так и не напечатают… Полли хотела надеть сегодня бежевое платье. И брильянтовую брошь — мамино наследство…

Я не успею стать дедом!

Бормотание Боснера было невыносимо. Мортон дотянулся до лежавшей на столе лазерной указки и метнул ее, не глядя.

— Пятьде… — Боснер замолчал, наконец.

«Солнце, — подумал Мортон. — Свет и тишина. Хорошо!»

И всё кончилось.

Боснер ошибся на пять минут и сорок три секунды, но об этом никто уже не узнал.