нашла дом своей мечты. Ну и что, что он иногда снился мне в кошмарах? Он не переставал быть мечтой.

Агент весьма удивилась, а ведь она даже не догадывалась, насколько странным было это решение. Я не стала рассказывать ей, что выросла в васильковом доме по соседству. Не упомянула, что эти полторы тысячи квадратных футов на незабываемые восемь лет стали для меня, по сути, вторым домом.

И я бы ни за что не призналась в том, как мне не терпится проверить, остались ли хотя бы какие-то сокровища в старом тайнике Эммы.

Оторвав взгляд от половиц, я достаю телефон.

Мне написала мама. Ну конечно.

Мама:

Люсиль Энн Хоуп.

Я:

Мам, через эсэмэс это не сработает.

Мама:

Просто сделай вид, что слышишь мой угрожающий тон.

Я:

Ладно. Я прямо трепещу. Что такое?

Мама:

Я соскучилась.

Я улыбаюсь и отправляю в ответ россыпь сердечек и плачущих смайликов. Потом кладу телефон на стоящую рядом коробку.

Мне двадцать два, и я наконец съехала из родительского дома.

Из-за проблем со здоровьем мне пришлось попрощаться с мечтой хоть когда-то покинуть тихий пригород Милуоки и уехать в Беркли, чтобы стать профессиональным автором песен. А кончина отца помешала найти постоянную работу – мама слишком страдала от горя и одиночества. Но теперь я наконец сделала первый шаг на пути к независимости. Мама переживает расставание еще тяжелее, чем я. Мы всегда были близки, особенно после смерти отца. Но мы обе знаем, что время пришло – мне пора вылететь из гнезда.

Кто же знал, что мое новое гнездо окажется здесь?

Круг замкнулся.

Я вздыхаю и, наклонившись назад, опираюсь на руки. Поднимаю взгляд к потолку, который некогда был украшен огромным постером One Direction и россыпью светящихся наклеек. Под этим потолком я регулярно засыпала в течение восьми лет. Мы объедались кисло-сладкими мармеладками – я забирала себе все зеленые, а Эмма предпочитала красные, – и вместе сочиняли песни, которые так и остались набросками в тетради.

Вино усиливает мое нервное возбуждение. Я делаю глубокий вдох и выпрямляюсь. Потом вытаскиваю старые половицы, ничуть не заботясь ни о занозах, ни о состоянии ногтей, ни о чем-либо еще.

Дрожа всем телом, я заглядываю внутрь.

И достаю содержимое тайника.

Дневник Эммы, разрисованный фломастерами и украшенный наполовину отлепившимися наклейками.

Нотные листы.

Старый кларнет Кэла.

Кэл, Кэл, мой Кэл.

При виде старого инструмента у меня на глаза наворачиваются слезы. Я ощупываю кларнет, размышляя, как он оказался в тайнике и можно ли на нем сыграть. Посередине видна трещина, скрепленная капелькой клея, – Эмма пыталась починить инструмент.

Она всегда соединяла нас.

Меня и его.

Я беру в дрожащие руки дневник, не в силах сдержать слезы, от которых мутнеет в глазах. Я так давно не слышала голос Эммы, но я знаю, что, стоит мне открыть дневник – и он вновь зазвучит у меня в голове. Он уже померещился мне, когда я увидела красную иконку уведомления, перевернувшего мою жизнь.

Ненадолго отложив дневник, я вновь засовываю руку в тайник и натыкаюсь на фотографию, зарытую среди других сокровищ.

Мое дыхание перехватывает.

Это фотография нас троих, меня и моих товарищей по приключениям. Я никогда не видела этот снимок.

Я, Эмма и Кэл стоим вместе, обнимая друг друга. На наших лицах – радость, которую ничто не могло испортить. Ночь вокруг темна, но ее озаряют светлячки и наши яркие улыбки. Кэл обнял меня за шею и привлек к себе, близко-близко, будто мне было суждено навсегда остаться рядом с ним. По другую руку от меня стоит Эмма, согнувшись пополам от хохота.

Я помню эту ночь.

Отец Эммы и Кэла спросил нас: «Ну что, готовы?»

Мы не были готовы, но он все равно щелкнул затвором камеры.

Потом он продолжил спрашивать: «Готовы? Готовы?», а мы тем временем едва держались на ногах от смеха.

Мы всегда были готовы.

Я дотрагиваюсь до фотографии, обвожу лица, которые вот уже почти десять лет жили только в моих воспоминаниях.

Где же, Кэллахан Бишоп? Куда ты пропал?

Возможно, он уже давно другой человек. Незнакомец. Но я отчаянно цепляюсь за надежду, что смогу снова найти мальчика, которого когда-то любила.

Надежда.

Я здесь из-за надежды – она заложена в моем имени, течет в моей крови.

Но в том-то и беда, что надежда – всего лишь чувство, а чувства проходят. Имена остаются в вечности, но чувства скоротечны.

Как и мы.

Но одно я знаю точно – отведенное мне время я потрачу, чтобы наверстать упущенное.

Я знаю… я должна найти его.

Я должна найти своего старого друга.

Глава 2

12/3/2013

«Ложная каденция»

Ложная каденция – это когда кажется, что последовательность аккордов вот-вот завершится, но она не завершается. Такой музыкальный фокус, чтобы обмануть ожидания слушателя. По-моему, это очень интересно. Я думаю, в жизни тоже так случается. Каждый день. Тебе кажется, ты точно знаешь, что будет дальше, но это не так. Иногда ты думаешь, будто что-то заканчивается, но на самом деле начинается что-то другое, прекрасное.

Я помню, как наши соседи съехали, когда мне было пять лет. Мне очень нравилась их кошка, так что я всю неделю проревела, будто это был конец света. Но потом произошло кое-что реально классное. В опустевший дом переехала другая семья.

Кошки у них не было, зато было кое-что получше.

У них была Люси.

Пока-пока!~

Эмма

Я не то чтобы занимаюсь сталкингом.

Ну, строго говоря, может быть, и занимаюсь. Надо бы уточнить, что написано в законе. Но намерения у меня исключительно благие, а это главное.

Надеюсь.

Охваченная любопытством, я пяткой закрываю дверцу автомобиля и гляжу на потертую вывеску автомастерской.

«Уголок Кэла».

Как и следует из названия, маленькая автомастерская расположена на углу. Движение здесь не слишком-то оживленное, так что владельцы, вероятно, полагаются на сарафанное радио и постоянных клиентов. Накануне я провела весь день, пытаясь разыскать ниточку, которая приведет меня к Кэлу, и в итоге добилась успеха. Не имея при себе ничего, кроме имени и полуразмытой фотографии пятнадцатилетнего подростка, я ходила от двери к двери, словно старшина герлскаутов, разносящая соседям печенье. В конце концов, одна пожилая женщина узнала Кэла.

– Это же Кэл Бишоп?

Я заулыбалась, торопливо кивая.

– Да-да, вы его знаете?

– Конечно, – отозвалась