юная леди не может быть хорошим писарем? – с достоинством поинтересовалась Николетт.

Господин утвердительно кивнул головой:

– Боюсь, что да.

И Николетт ещё посчитала его обаятельным?

Дороти, которая, казалось, находилась в полудрёме, вдруг резко раскрыла глаза и окатила господина протяжным уничижительным взглядом. У того вмиг улыбка сошла с лица. В силу своего глубоко незамужнего положения Дороти это умела – смотреть на мужчин так, что тем становилось не по себе. Даже папенька лишний раз старался не попадаться ей на глаза. Хотя, вообще-то, служанка у Николетт была достаточно спокойной, но это пока дело не касалось госпожи. Вот тогда она пускала в ход своё убойное оружие.

– Отчего же Вы, милейший господин, считаете, что юная леди не может быть хорошим писарем? – поставила она вопрос ребром.

– Вы владеете скорописью? – поинтересовался попутчик у Николетт, предусмотрительно обходя взглядом Дороти.

– Нет.

– Вот видите.

– Зато у меня замечательная каллиграфия.

– И множество других талантов, – с гордостью добавила служанка.

– Уверена, лорд Теодор это оценит, – Николетт благодарно посмотрела на Дороти и вновь перевела взгляд на попутчика: – Надеюсь, он не такой… – ей хотелось сказать «узколобый», но она вовремя заменила это слово другим, – …предвзятый как вы.

Вообще-то, никакой уверенности у неё не было. Лорд Теодор возможно и разговаривать с ней даже не захочет. Но именно поэтому Николетт и придётся проявить настойчивость.

– Вы слишком хорошего мнения о лорде Теодоре, – многозначительно хмыкнул попутчик, на лицо которого вновь вернулась ирония.

Дилижанс в очередной раз подбросило на ухабе. Скрип, треск, лязг и брань возницы, раздавшиеся следом, подсказывали, что приземление прошло неудачно. Николетт выглянула в окно, пытаясь понять, что произошло. Видимо, ничего хорошего. Искорёженное колесо замысловатыми зигзагами откатывалось от кареты на обочину, сопровождаемое прискорбным взглядом кучера.

Он спрыгнул с козел и, обойдя дилижанс по кругу, заглянул внутрь.

– Господа, не были бы вы так любезны, выйти из дилижанса э… немного размять ноги, – почёсывая затылок, обратился возница в основном к Николетт, потому что и попутчик, и Дороти уже и так выбрались наружу поглядеть, что случилось. – Придётся сменить колесо.

– Сколько займёт времени? – в голосе господина проскочило нетерпение.

– Около получаса.

– А сколько отсюда до ближайшего постоялого двора, где можно нанять карету или экипаж?

– Четверть часа, если скорым шагом.

– Благодарю за приятную беседу, – господин галантным кивком попрощался со спускающейся из дилижанса Николетт и бодро двинулся в указанном возницей направлении.

 

 

Глава 3. Предобрейшая новость

 

Глава 3. Предобрейшая новость

 

– Опаздываешь, Тео, – брат кивнул на массивные напольные часы из красного дерева, когда Теодор зашёл в кабинет отца.

Главное – самого отца пока не было, а значит, опоздание пройдёт незамеченным.

– Не знаешь, зачем он нас позвал? – Теодор не стал садиться в кресло. Подошёл к стене, плотно увешенной холстами в дорогих рамах. Пасторальная живопись – это была слабость отца. Деревенские пейзажи с речками, рощицами и лужайками, на которых мирно пасутся козы и коровы. Сложно поверить, что первый министр королевской ложи, известный своей суровостью и строгостью, перед которым дрожит весь двор, умиляется этими сентиментальными картинами.

– А зачем он нас обычно призывает? – откликнулся брат. – Наверно будет за что-нибудь отчитывать.

Матис прав. Если бы разговор был о чём-то приятном, то отец пригласил бы сыновей не в кабинет, а в обеденный зал. А уж мама расстаралась бы с роскошным угощением.

– Смотрю, коллекция отца пополнилась новым полотном, – Теодор кивнул на картину в резной дубовой раме.

– Как ты их отличаешь? – усмехнулся Матис. – Мне они все кажутся одинаковыми.

– Главное, ему это не говори, – вернул брату усмешку Теодор.

Отец появился в кабинете в отличном настроении. Бодрый подтянутый, в парадном кителе, из нагрудного кармана которого свисала позолоченная цепочка карманных часов – ещё одна его страсть. Вопреки ожиданиям, отчитывать сыновей отец не стал. Но лучше бы уж было выслушать очередную нотацию, чем то заявление, которое прозвучало. Он велел Теодору сесть, будто догадывался, что новость ему не понравится. Матис, благо, и так находился в кресле.

– Вы оба уже достаточно зрелые и состоявшиеся мужчины, – начал отец, горой возвышаясь над отпрысками. – В вашем возрасте пора начинать задумываться о создании семьи.

Теодор и Матис переглянулись. Подобные разговоры оба родителя заводили уже не раз, но братьям всегда удавалось избежать серьёзных последствий. Обходилось заверениями, что, конечно, они будут об этом задумываться. Однако сегодня отец пошёл дальше.

– У меня предобрейшая новость. Его Величество глубоко ценит мою верность трону и безупречную службу, и в благодарность оказал честь сосватать свою двоюродную племянницу Августу одному из моих сыновей.

Лицо Матиса перекосилось, как будто только что перед ним прогарцевал, цокая копытами, сам дьявол. Женитьба в планы брата не входила ещё, по крайней мере, в ближайшие лет пять. Наверняка, и у Теодора сейчас гримаса была не лучше. Двоюродная племянница короля? Из плюсов у этой юной леди только родство с Его Величеством. А больше, если верить слухам, эта недавняя выпускница закрытого элитного пансиона ничем не блещет: ни красотой, ни обаянием – дурнушка и зануда. Но дело не только в этом. Теодор, как и его младший брат, совершенно не собирался пока обзаводиться невестой.

– Мне хотелось бы, чтобы вы оба оказали Августе максимум внимания и почтения, – отец смерил безапелляционным взглядом. – И тот из вас, кто приглянётся ей больше, будет удостоен чести просить её руки.

Матиса снова передёрнуло. Но надо отдать ему должное. Он быстро справился с оторопью.

– Отец, какая великая честь породниться с королевской семьёй! – с утрированным восторгом произнёс он. – Был бы рад побороться за право выполнить эту почётную миссию, но вынужден сразу уступить брату.

– Почему?

– Видишь ли, папа, – Матис поднялся с кресла и подошёл к отцу, по-сыновьи приобнял за плечи. – Я ещё не успел рассказать тебе… но… я влюблён.

– Влюблён? – отец глянул на сына с удивлением, будто увидел в первый раз.

– Да. До беспамятства, – драматично подтвердил Матис. – Мне никто кроме неё не мил.

Вот прохвост! Теодор чувствовал, что это спектакль. Отец не мог видеть глаза Матиса, тот стоял к нему боком, но Теодор-то видел. Там плясало лукавство.

– И кто же она?

Матис на