– Фингал, – спокойно ответила она и слегка откинула волосы назад, чтобы лучше было видно след от удара.

Я ждал, что она тут же рассмеется, и я увижу на ее пальцах следы краски, которыми она специально нарисовала этот бланш, желая разыграть меня, но на ее заплаканном лице не было и тени веселья. Я целовал ее припухшие от слез глаза и умолял простить, обещал, что это никогда не повторится. Она поверила и впустила меня обратно в свою жизнь. Злосчастную юбку, нарушившую нашу идиллию, она торжественно сожгла в старой кастрюле прямо посреди кухни. Она была смешная…

Вместе с синяком ушло воспоминание о треклятом вечере и как будто все пошло по-прежнему… Как-то возвращаясь из гостей мы ехали в такси и моему затуманенному алкоголем сознанию, показалось, что она слишком любезна с водителем… Я толком не помню, что тогда произошло, так… обрывки: ее крик в подъезде «не надо»… Треск разорванной на ней одежды… Руки-плети над ее телом и звонкие шлепки… Все что у меня от нее осталось на следующее утро – записка на столе, в которой было всего лишь одно слово: «прости». Я пытался искать подстрочник, понять: за что я должен ее простить?

Ее именем я называл всех женщин, которые иногда гостили в моей жизни. Они бесились и, уходя, громко хлопали дверью. Я бесцеремонно смеялся им вслед, а потом закрывал глаза и вспоминал священные моменты искренних и нежных кусочков моей судьбы, в которых была ОНА!

Я ждал. Долго и мучительно ждал, что она вернется. Иногда не закрывал дверь своего дома и с трепетом прислушивался к шуму в подъезде. На улицах мне часто попадались девушки похожие на нее, словно это был гнусный сговор против моего существа! При каждой встрече с ее тенью я дрожал и задыхался от боли. Я набрался смелости и позвонил ей сам, но мужской голос ответил, что ее нет. У меня не хватило смелости уточнить: ГДЕ ее нет? Куда она подевалась?

Шли года, а боль не утихала. Я смотрел на пожелтевший листочек со словом «прости» и снова погружался в воспоминания.

– Лишь бы ты была счастлива! – шептал я ее почерку. – Лишь бы ты БЫЛА… где-нибудь… И даже с кем-нибудь – не важно!

Двигаясь по реке времени, на одном из островков бытия, между которыми я одиноко лавировал, мне послышался знакомый смех. Мой старый моторчик-сердце, изрядно барахливший в последнее время, заработал усиленно, с надрывом. Я остановился посреди улицы и внимательно осмотрелся, желая найти источник беспокойства. На летней веранде кафе за одним из столиков сидела ОНА! Рядом с ней резвились мальчишки-близнецы, удивительно похожие на нее. Все трое о чем-то беседовали и дружно хохотали. Дрожащими руками я пригладил взлохмаченные, местами поседевшие волосы и двинулся по направлению к столику, озаренному счастьем и любовью. Она меня увидела и замерла, потом сделав над собой усилие, взяла себя в руки и чуть заметно отрицательно покачала головой. Я принял «стоп-сигнал» и остановился. Через мгновение к столику подошел высокий мужчина. Потрепав по макушке одного из близнецов, он сел рядом с ней и поцеловал ее в щеку… Она больше не смотрела на меня, погрузившись в свое лучезарное и радужное бытие, в котором больше нет места воспоминаниям о том, что было тысячу лет назад.

– Она была смешная, – устало проскрипел одинокий старик, глядя на ярко-розовое зарево заката.

«Завтра снова взойдет солнце!», – написал какой-то чудак на заборе. Я обрадовалась тому, что наконец-то дожила до благословенного дня, когда изгороди украшают не трехбуквенные шалости, а высказывания, вызывающие эмоции и даже вынуждающие задуматься о чем-то важном—глобальном—осмысленном. Завтра снова взойдет солнце! Фраза – лозунг, фраза – вызов, фраза – противопоставление отчаянью. Слова, дарящие надежду людям, небосклон которых заполонили грозные тучи.

Ежедневно нагромождая курган из камней-вопросов (на которые почему-то страшно услышать ответы), мы воздвигаем крепкие стены непонимания и отгораживаемся даже от самых близких и преданных людей. Спешим сквозь толпу нагруженные псевдоцелями и заботами, игнорируя важные события, подпитывающие наше «сегодня». Бережно храним в душе капельки «вчерашнего» счастья и живем просроченными воспоминаниями. Пересиливая одышку, запыхавшись от бессмысленного бега, спешим добраться до финальной черты. Никак не научимся вовремя останавливаться и просто смотреть по сторонам хотя бы для того, чтобы проверить, не нужна ли кому-то наша помощь.

Мечтаю монтировать свою жизнь, как кино. Все плохое беспощадно вырезать, все хорошее составить в гармоничную последовательность. И кто придумал, что жизненный цикл должен состоять из черных и белых полос? Мой мир погрузился во тьму в один чудесный солнечный день. Мы расстались рано утром. Ты был так спокоен-уверен-решителен, как палач, привыкший к казням. Твердой рукой ты обезглавил наши отношения без малейших сожалений. Словно и не было нескольких лет нашего сожительства-сотрудничества-сосуществования. Не оправдывался. Поставил перед фактом: все кончено. Все кончено – это черта под нашими буднями и праздниками. Конец всему. Невозвратимость в то состояние, в те моменты, когда мы вместе засыпали и просыпались. В те минуты, когда я взъерошивала твои мягкие волосы. В тот день, когда мы объединились под одной фамилией. В те недели, когда я жутко скучая, преданно ждала тебя из командировок.

Помню, как я сопротивлялась примерить твою фамилию! Мы развернули почти военные действия со стратегиями и тактиками, каждый из нас стремился сломить врага, победить в равном бою, предвкушая безоговорочную капитуляцию соперника.

– Хватит бить копытом! – настаивал ты. – Тебе нечего терять!

– Как нечего? – возмущалась я. – А девичья честь? А продолжение моей семьи?

– Мужчины продолжают семью!

– И женщины тоже могут стать продолжателями. Просто нужно удержать нужные буквы в паспорте! – настаивала я.

У моих родителей четыре дочери. Папе было сложно справляться с женским коллективом, он мечтал о сыне, но случались мы. На юбилее свадьбы наших досточтимых предков мы торжественно поклялись, что встанем в ряды замужних только под девичьей фамилией. Это была наша дань лучшему мужчине на свете – преданному, мудрому, надежному отцу. Наша с тобой тяжба за фамилию продолжалась долго, ты никак не шел на компромисс и поехал просить моей руки у главы «гарема», настояв на своем безоговорочном решении. Папа остался доволен «сделкой» и одобрил твое рационализаторское предложение. Вверил меня в твои крепкие надежные руки. Благословил на изменение паспортных данных. Я поддалась, решила принадлежать тебе полностью! Ты победил и не скрывал своей радости.

– Я все оставляю тебе! – произносишь ты очень серьезно, аккуратно складывая свитер, связанный руками моей мамы.

Оставить все мне – БОНУС за потраченную мною пятилетку? За то, что я терпеливо поддерживала тебя, пока ты поднимался по карьерной лестнице? Я была рядом в моменты твоей ненужности-неуверенности-не востребованности… Твердо верила, что у тебя все получится! Грезила, что завтра взойдет солнце и озарит своими лучами нашу непростую жизнь, внушала в твою голову мысль о том, что за трудоголизм и старания непременно будет награда. Ты прислушивался ко мне и смело шагал вперед с высоко поднятой головой, пусть и на слегка дрожащих от усталости ногах. Когда ты спотыкался и падал на колени, я всегда была рядом. Однажды нужная дверь распахнулась, и ты получил все, о чем мечтал. Я все время перелистываю книгу памяти и никак не могу понять на какой именно странице ты заскучал, когда появились первые предпосылки твоего ухода. Ведь не бывает все с кондачка—с бухты-барахты—наобум! У всего есть исток…