за две недели переписки желание Антона Нагибина возросло многократно. Есть на свете женщины, которые, не будучи писаными красавицами, не блистая умом или какими-либо ярко выраженными талантами, буквально сводят мужчин с ума. Такая способна за две минуты, не прилагая к тому ни малейших усилий, а порой и против собственной воли, превратить седого профессора с безупречной (а главное, целиком и полностью оправданной) репутацией прекрасного семьянина во взбесившегося самца, который не в состоянии думать ни о чем, кроме примитивнейшей случки. Мальвина обещала со временем стать одной из ярчайших представительниц этой породы; упрятанный в ее хрупком, не до конца сформировавшемся детском тельце сверхмощный заряд сексуальных флюидов передавался даже через километры проводов и оптических волокон, заставляя Антона терять хладнокровие и скрежетать зубами от неутоленной жажды обладания. Ее бледное, будто фарфоровое, голубоглазое личико в обрамлении рыжеватых вьющихся локонов и приоткрытый, словно от изумления, ротик с пухлыми розовыми губками сулили райское, ни разу до сих пор не испытанное наслаждение. Это была сама невинность, мечтающая быть попранной и растоптанной, давно разработавшая подробный, полный сладострастных деталей план своего попрания и изнывающая в ожидании момента, когда оно, наконец, произойдет.

Словом, это было как раз то, чего искал Антон Нагибин. Будучи человеком неглупым, он, конечно же, осознавал, что это ощущение приближения к воплощенной мечте возникало у него всякий раз, когда очередная охота близилась к завершению, но это ничего не меняло: он все равно чувствовал себя археологом, раскопавшим собственную Трою, и наслаждался этим чувством. Возможно, именно ради этого чувства он и выходил на охоту; возможно, именно ради него он и жил – ну, по крайней мере, отчасти.

Их письма друг другу постепенно становились все откровеннее. Мальвине нечего было бояться (не считая отцовского ремня да встречи с педофилом, к которой она явно стремилась); Артемон напоминал себе пресловутую пуганую ворону, что боится каждого куста, но и он мало-помалу терял осторожность, все шире приоткрывая перед потенциальной партнершей двери в мир своих тайных фантазий. Он был очень неплохим программистом и потратил немало свободного времени, придумывая новые действенные способы запутывания следов в мировой паутине. Электронных ищеек он не боялся, какую-то опасность могла представлять разве что личная встреча и все, что за ней последует. Но встреча со всеми вытекающими последствиями была именно тем, к чему он стремился. Роман в письмах его никоим образом не устраивал, ему не терпелось вместо клавиатуры компьютера коснуться кончиками пальцев нежной, по-детски шелковистой кожи и накрыть ковшиком ладони не пластиковый горбик оптической мыши, а трогательную выпуклость едва начавшей формироваться девичьей груди. Поэтому накануне, доведенный почти до неистовства не столько ее манерой дразниться, сколько собственным нетерпением, он отправил ей коротенькое электронное письмо, содержавшее только один вопрос: «Чего ты хочешь?»

Ответ поступил незамедлительно и был сформулирован в свойственной этой сопливой сучке уклончивой манере: «А ты?»

И тогда он, окончательно потеряв терпение, прямо, откровенно и не особенно стесняясь в выражениях, написал, чего, собственно, ждет от предстоящей встречи.

Мальвина молчала почти сутки. Антон мучился неизвестностью, кляня себя за поспешность, с которой все испортил, то и дело порывался написать ей новое письмо, но всякий раз сдерживал свой неразумный порыв. Он все сделал правильно: с затянувшейся перепиской давно пора было кончать – так или иначе, но кончать. Девчонка сама напросилась на откровенность, заставив его простыми и ясными словами изложить то, что прекрасно знала и так. Знала ли? Разумеется, знала! Это знание сквозило в каждой строчке ее игривых посланий, а он еще не настолько потерял самоуважение, чтобы добровольно стать послушной игрушкой в руках малолетней сердцеедки, приняв навязанные ею правила игры.

И вот сегодня, сидя в офисе и пытаясь сосредоточиться на работе, Нагибин получил долгожданное письмо. Сердце пропустило удар, когда он обнаружил в папке «Входящие» знакомый ник, рука предательски дрожала, открывая письмо. Впрочем, он уже знал, что все в порядке: если бы Мальвина испугалась, она бы просто не стала больше писать. Важно было не содержание, а сам факт получения письма. После того, что он написал вчера, даже самое возмущенное, исполненное оскорбленной невинности послание было много лучше, чем ничего. В каких бы словах девчонка ни выразила свое негодование, письмо означало бы одно: я не против, но потрудись принести извинения, загладить свою вину и впредь никогда не называй вещи своими именами…

Послание оказалось совсем коротким и оправдало самые смелые его ожидания. В нем была указана цена вопроса – новый мобильный телефон престижной и дорогой модели. Артемон признал требование справедливым: как ни крути, а для двенадцатилетней девочки удовлетворение естественных потребностей крупного тридцатидвухлетнего мужчины – это труд, который должен соответствующим образом вознаграждаться. «Где и когда?» – было написано дальше, а на месте подписи красовался заговорщицки подмигивающий смайлик – круглая желтая рожица с черными точками глаз и улыбающимся до ушей ртом. Задумавшись всего на мгновение, Антон настучал короткое ответное послание, присовокупив изображение пылко бьющегося сердца.

В условленный час он прибыл на место, имея при себе белую розу на длинном стебле, коробку шоколадных конфет и бутылку недорогого вишневого ликера. При одном взгляде на этикетку у него слипались все внутренности, но дети любят сладкое, а алкоголь помогает расслабиться. Не «Ягуаром» же, в самом-то деле, ее поить!

Некоторое время он оставался за рулем своего блестящего, как елочная игрушка, спортивного кабриолета. Кабриолет достался ему основательно подержанным, и он потратил приличную сумму на приведение его в порядок, но дело того стоило: малолетки просто млели при виде этого атрибута красивой жизни и обожали кататься на переднем сидении, подставляя разгоряченное личико тугому встречному ветру. Маленькие шлюшки обоего пола, с которыми ему приходилось иметь дело, любили, чтобы все было обставлено как можно романтичнее, и он шел им навстречу, хотя и знал, что за всеми этими прогулками на машине, цветочками, нежными поцелуями в испачканные шоколадом губки и подносимыми в дар украшениями из дешевой бижутерии не стоит ничего, кроме обыкновенной похоти.

Антон сидел, задумчиво барабанил пальцами по баранке рулевого колеса и обозревал постепенно погружающийся в прозрачные весенние сумерки сквер, чувствуя себя при этом самым настоящим Артемоном – пуделем, унюхавшим где-то поблизости текущую сучку. По скверу поодиночке и парами прогуливались люди, их фигуры смутными силуэтами вырисовывались в голубоватом полумраке. Слышались негромкие разговоры, смех, шарканье подошв и отчетливое цоканье женских каблучков, вечерний воздух был напоен ароматами распускающейся зелени, ранних цветов, прибитой недавним дождиком пыли и выхлопных газов. Мальвины