И это наш с ней сын?

Оставить сына — все равно, что вырвать сердце и положить рядом с ним. Мне очень больно, и слезы застилают глаза, когда смотрю на экран мобильного. Сейчас на нем выведено видео с микрокамеры, которую я оставила в холле рядом с дверью Назара. И глядя на то, как он бережно заносит в дом люльку с Платоном, я не сдерживаюсь, рыдаю в голос.

Сколько ночей я провела, представляя, как любимый мужчина возьмет на руки нашего сына? Сколько раз мечтала, как все могло бы сложиться, если я бы смогла предвидеть ту ловушку и не угодить в нее?

Не счесть.

Но теперь ничего не исправить. Все уже сделано. И… все ломано, как сказал тогда Назар.

Все сломано, Полин…

Вот бывший муж снова выходит из квартиры и оглядывается по сторонам, словно ищет кого-то. Понятно кого. Мать ребенка.

Ответственный, порядочный. Я верю, что он не выбросит нашего сына на улицу. Но вот поверит ли, что он и правда его?

Я не знаю.

Когда-то у меня была семья. Настоящая. Крепкая. Мы мечтали о достижениях, карьере. И добились своего. Затем поняли, что оба хотим ребенка. И вот здесь пришлось туго. Потому что в отличие от работы, в этом плане так ничего и не вышло. Так я думала, когда подписывала документы на развод.

А потом — две полоски и приговор — десятая неделя беременности. А ведь я тогда даже не поняла, что уже в положении. Не заметила задержку, списала все на стресс, который тогда вытягивал все силы. Удивительно, как Платоша удержался в моем организме.

Настоящий боец. Мой любимый мальчик. Мой сыночек.

Увижу ли я его снова?

Назар снова заходит домой, и все. Пути назад уже точно нет. Какое-то время так и сижу, глядя вникуда, прокручивая в голове план действий на ближайшие пару дней. Одноразовый мобильник, лежащий на соседнем сиденье внезапно оживает.

Черт. Раз такое дело — времени в обрез.

— Да? — отрывисто говорю, ответив на звонок.

— Они нашли тебя.

И все. короткие гудки. Закрываю глаза, откидываясь на подголовник. Я знала, что так будет. Главное, я успела спрятать сына. Адамиди не тронут. Не посмеют. Даже если смогут отследить эту ниточку. А Назар… Друг заверил, что камеры на этаже эта его новомодная штука заглушит достаточно качественно, чтобы нельзя было определить, кто оставил ребенка.

Если мне суждено еще когда-нибудь вдохнуть спокойно, я обязательно вернусь за Платошей. И, возможно, тогда бывший сможет выслушать меня и даже поверит в то, что я расскажу. Пока же я должна скрыться. И как можно скорее.

Заведя мотор, выезжаю с многоуровневой парковки и осторожно вливаюсь в поток машин.

Разгар рабочего дня — все куда-то спешат. А мне нужно этим воспользоваться по полной.

Как меня отследили — понятия не имею. Казалось бы в этот раз я предусмотрела все до единой мелочи.

Но Грег не стал бы врать. Он и так давно предупреждал, что информация, которой я владею — билет в один конец. А я все не верила, надеялась что все устаканится.

Не вышло.

Если знать расположение камер слежения в городе, можно легко затеряться. А я к счастью знаю. Поэтому имею приличную фору.

Огромный торговый центр — то, что надо, чтобы сменить внешний облик и перейти на следующий уровень. Все проходит без запинки, а я с тоской думаю о том, что еще пару лет назад моя жизнь не была похожа на какой-то дешевый блокбастер со слежкой и побегами.

Следующий пункт — сменить машину и покинуть город. Но вот здесь что-то идет не так. Происходит то, что невозможно предусмотреть — в меня врезается малыш лет пяти. Зареваный, растерянный.

Смотрю на него и понимаю, что пройти мимо и не помочь — просто не смогу…

— Зайка, что случилось? — спрашиваю, присаживаясь перед мальчиком. — Тебя кто-то обидел?

— Нет… — хлюпает тот носом и начинает размазывать слезы по лицу. — Я папу потерял… мы были магазине, а потом…

И опять плачет. Беспомощно оглядываюсь по сторонам. И вот не понимаю, как люди могут равнодушно проходить мимо рыдающего ребенка. Ни один ведь не остановился. Словно и нет малыша тут.

— А как выглядит твой папа?

— Он большооой и сильный…

— Ага, ясно, — киваю, понимая, что большего от малыша не добьешься. — Тише, мы обязательно найдем его. Веришь мне?

Мальчик останавливает плач и смотрит зареванными глазами так, словно я ему секрет открыла.

— Правда? Ты сможешь? Я искал его, но не смог найти.

Вот она — детская непосредственность.

— Конечно, — принимаю решение, — давай пойдем к специальной тете, и она даст объявление для твоего папы. Хорошо?

Мальчик кивает, доверчиво вкладывает свою ладошку мне в руку и смотрит так, словно я его мечту пообещала исполнить.

— Как тебя зовут?

— Миша.

Я улыбаюсь ему и веду к стойке информации. А по дороге думаю, если вся эта история затянется, да к тому же начнутся поиски блудного родителя, то я точно засвечусь и опоздаю. И это очень-очень плохо. Но и бросить малыша одного не могу. Выбор нелегкий, но учитывая, что, кроме меня, к нему никто так и не подошел, не спросил, что случилось, я уже знаю, что останусь. Чем бы это ни обернулось.

Но мы не успеваем дойти до места, как на нас налетает, словно ураган, высокий мужчина и хватает ребенка.

— Мишка! Как ты меня напугал! — выдыхает тот, прижимая к себе мальчика.

— Папа!

Не могу сдержать улыбки, видя, как сын обнимает отца, как цепляется за его плечи и снова плачет. Но теперь уже не от страха. К счастью, ситуация разрешилась, и мне можно идти дальше, по своим делам.

Вот только…

— Девушка! — окликает меня мужчина. — Подождите!

— Пап! А она мне помогла! Вот! — тут же говорит малыш. — Она такая хорошая. Давай заберем к себе?

Отец смущается и тут же строго смотрит на озорника.

— Миша, я тебе, что говорил?

— Что?

Его хитрая мордашка выглядит так умилительно, что невозможно не улыбнуться. Мужчина тяжело вздыхает и качает головой.

— Простите, пожалуйста. Он не всегда … такой.

— Все хорошо. Не страшно. Рада, что вы вовремя нашлись, — вежливо отвечаю и снова пытаюсь уйти. Но отец мальчика опять удерживает меня. Теперь уже за локоть.

— Извините, как вас зовут?

Я открываю рот, чтобы представиться, а затем тут же осекаюсь. Нельзя. Нельзя отвечать правду.

— Алина.

— Владимир, — отвечает он. — Можно пригласить вас в кафе? — он обворожительно улыбается, а я понимаю, что времени остается в обрез. Я и так уже вышла за рамки допустимого. Нельзя светиться еще больше.