В квартире запахло морем. Тем временем в программе новостей разгорелся спор. Один из приглашенных на передачу политиканов почем зря поносил полицейское управление Ньюпорта. К нему присоединились и другие гости — они обсуждали, отчего полиции не удается справиться с ростом наркоторговли — бедой, пришедшей к нам из соседнего округа, Нассау. Оно понятно, о чем еще говорить политикам? На носу выборы, а тема острая, уровень преступности влияет на туризм, а значит, и на доходы избирателей. Еще один из гостей, обладатель неприятного визгливого голоса, принимается рассуждать о бездарности и повальной коррупции, царящей среди стражей порядка, и я выключаю радио.

Дэнни работает в убойном отделе, и потому весь этот шум-гам из-за роста наркоторговли не имеет к нему прямого отношения, но такие нападки, как сейчас по радио, больно бьют по самолюбию каждого полицейского. У них работа тяжелая, низкооплачиваемая, неблагодарная, нередко опасная, а тут еще приходится терпеть нелепые беспочвенные обвинения.

К тому моменту, как кофе разлит по кружкам, а шум воды в ванной стих, мне удалось прибраться, пусть и поверхностно. Интересно, удастся ли уговорить Дэнни отказаться от сделанного на скорую руку омлета и вместо этого заехать поза — втракать в новую закусочную на Мейпл-етрит? За едой мы сможем обсудить планы на долгожданные выходные. Дэнни побожился провести их со мной, а на понедельник взять отгул. Мы собирались отправиться в Хартфорд, поселиться на пару дней в каком-нибудь прикольном месте и вдумчиво обследовать рестораны и питейные заведения Новой Англии.

Вдруг нам в дверь постучался полицейский. Ну надо же какая неожиданность.

Полицейские стучат по-особенному — не ошибешься.

Я принимаюсь изрыгать ругательства себе под нос. Да, сегодня вторник, рабочий день, но часы показывают только четверть восьмого утра, а Дэнни уже, видите ли, понадобился на работе. Бах! Это лопнула мечта полакомиться на завтрак блинчиками в закусочной.

Снова стук, раздавшийся через несколько секунд после первого.

Да хватит уже барабанить в дверь, вашу мать, иду я уже, иду.

«Ничего, не психуй, — твержу я себе. — Всего-то потерпеть до конца недели, а там милый муж-полицейский окажется в твоем безраздельном распоряжении на целых семьдесят два часа».

Я велю умолкнуть внутреннему голосу, напоминающему, как сильно мне приходилось в прошлом сожалеть, что я, позабыв, кем работает мой муж, строила планы на наше совместное времяпровождение.

Открываю дверь и вижу на пороге напарника Дэнни — Бена Митчелла.

Дэнни рассказывал, что, когда их впервые поставили в пару — еще в убойном отделе на Манхэттене, ребята в полиции называли их «монохромными». «Вон, монохромные пришли», — усмехались следователи и патрульные, когда Дэнни с Беном заходили в участок. Бен — блондин, а кожа у него белая-белая, словно снег. Дэнни — черный как вакса. Шутка напрашивалась сама собой.

Дэнни с Беном сработались неплохо, а вот я от напарника мужа была не в восторге. Я достаточно рано почувствовала, что он меня не жалует. Может, дело в том, что раньше Дэнни ходил за Беном как привязанный. По большому счету Дэнни живет и работает в округе Суффолк из-за Бена. И было у них все прекрасно, пока не приехала я и не разрушила идиллию.

В прихожей кроме Бена переминаются с ноги на ногу двое полицейских в форме. Я вижу выражение лица Митчелла и понимаю: стряслось что-то серьезное и о планах на предстоящие выходные можно смело забыть.

И когда я начну учиться на собственном опыте?

Похоже, никогда.

Я слышу за спиной шаги Дэнни, который входит в гостиную, и, не оборачиваясь, понимаю, что он тоже увидел лицо Бена. По всей вероятности, он сейчас соображает, как половчее разрешить назревающий семейный скандал.

— Эрин, — произносит Бен скорбно-мрачным тоном, — боюсь, у меня плохие новости.

День, когда меняется вся твоя жизнь, может начаться самым обычным образом. Такое уже со мной случалось. И все началось совсем как сейчас — со стука в дверь.

Я жду, чувствуя, как внутри все сжалось. Ощущаю себя уставшим от войны солдатом.

Кто-то погиб? Кого-то убили?

Выражение лица Бена меняется, но смотрит он не на меня, а за мое плечо — на Дэнни.

Я поворачиваюсь, полагая, что Дэнни, услышав и распознав тон Бена, собирается меня подбодрить и утешить. Я понимаю, до моей семьи далеко, но если с ней случилась беда, муж тут же доставит меня к ней. Он обо всем позаботится.

Оказывается, Дэнни смотрит не на меня.

Он уставился на Бена. Муж выглядит так, словно случилось что-то ужасное, будто он полностью раздавлен, уничтожен.

Дэнни направляется к французским окнам, выходящим на маленький балкончик.

Я в смятении непонимающе гляжу на него.

Он оборачивается, и я перехватываю его взгляд.

Дэнни не похож на себя.

Выражение его лица не передать словами.

Оно вроде и виноватое, и вместе с тем искажено от боли. Дэнни открывает рот, словно собираясь что-то сказать, но вместо этого просто сглатывает. Он отводит взгляд, будто один лишь мой вид причиняет ему муку.

Он перекидывает одну ногу через ограду.

«Что ты, блядь, творишь?» — хочется крикнуть мне, но я так растеряна, что язык отказывается слушаться.

Он перекидывает вторую ногу и теперь сидит на кованой ограде.

Отталкивается от нее руками.

Исчезает из виду.

Позади меня движение — Бен с полицейскими врываются в гостиную.

Меня будто парализовало.

С улицы доносится звук глухого удара. Мы живем на пятом этаже.

Это тело моего мужа.

Какие-то несколько секунд — и его не стало.

Эрин

Наши дни

Декабрь 2020

Ума не приложу, кому пришла в голову вдея украсить здание суда округа Суффолк к Рождеству. Маленькая елочка в дешевой мишуре, стоящая в караульной, источает приятный аромат, а по радио звучит веселая музыка.

С Рождеством и с Новым годом…

Вся эта праздничная атмосфера кажется дикой. Нелепой.

Мне на ум приходят воспоминания о том, как мы три года назад праздновали Рождество, — в нашей тогда еще новой квартире. Всего за несколько недель до этого мы с Дэнни поженились.

Я для проформы купила в магазинчике на распродаже дешевую искусственную белую елочку.

Я Рождество особо не жалую. Я разлюбила его еще в Ирландии, примерно в то самое время, когда мир мне напомнил, что нет ни Санта-Клауса, ни волшебства, ни чудес.

Дэнни при всем при этом казался живым воплощением духа Рождества. Этого сурового здоровяка ростом под метр восемьдесят хлебом не корми, дай только посмотреть в сотый раз «Один дома» и погрызть красно-белые леденцы в форме посохов.

Первым делом я слышу Дэнни и уж потом