Знакомые укоризненные нотки в голосе. Сколько раз Тихий слышал их? Особенно когда собирался в рейд. Не счесть.

– Да, опять, – буркнул он себе под нос, натягивая носки. И добавил тоном, не терпящим споров: – Так надо.

Но понял, что без серьезного разговора не обойтись. Снова эта пустая ругань, которая все равно ни к чему не приведет – он не откажется от рейда, она не поймет и будет долго обижаться.

– Надо ему, – всхлипнула Дарья. – Ему надо, а мне что? Опять ночи не спать? Опять думать, что там с тобой? Не убили ли тебя?

– Никто меня там не убьет.

– Ага, как же! Знаю я. Не надо мне старую пластинку заводить, что в Зоне безопасно. Не безопасно! И аномалии эти, и монстры.

– Не монстры, – шепнул Тихий, затягивая шнурок под завязку набитого рюкзака. – Мутанты.

– Да какая разница?! – взорвалась девушка, но тут же подошла к нему, умоляюще прошептала: – Ну хоть телефон возьми. Черкнешь раз в день, что все нормально, и мне спокойней будет.

– Не могу, Даш, сама же знаешь – по биллингу найдут ведь сразу.

– А компьютер твой не найдут? – злобно спросила девушка. – Он ведь тоже как сотка устроен – по нему звонить можно.

– Там ломаный софт – не найдут. В периметре Зоны можно общаться. Все, что за периметр пойдет, любой сигнал, – сразу вычислят. И прямиком к тебе домой и придут. Проникновение на Зону – это статья. Уголовная.

Даша ничего не ответила, лишь устало махнула рукой: мол, делай как знаешь.

Тихий накинул на плечи рюкзак и у лишь самого порога сказал:

– Через два дня вернусь.

Соврал. Ни через два дня, ни через неделю домой он не вернулся.

* * *

Содержимое рюкзака: еду, водку, курево, деньги – нужно было занести Кузьмичу – как плату за проход. Таков закон. И нарушить его никто не осмеливался.

Накануне Тихий забежал в знакомый магазинчик – тесный, неудобный, но безопасный. Там и отоварился без лишних вопросов.

Кузьмич сильно рисковал, пропуская чужих за периметр, поэтому бо́льшую часть денег отдавал военным. Сам же довольствовался малым.

– Доброго утречка! – привычно прошамкал беззубым ртом старик, глядя, как Тихий выходит к нему из кустов.

Сутулый, худой как жердь, с дынеобразной лысоватой головой, Кузьмич смотрел на гостя и добро улыбался.

– И тебе не хворать, Кузьмич! – ответил парень, подходя ближе. – Как дела?

Собачонка, привязанная у калитки, залилась писклявым лаем.

– Греда, мать-перемать! Фу! Я сказал: фу! У-у, псина! – Старик погрозил ей кулаком.

Собака виновато поджала хвост, гремя цепью, спряталась в будке.

Кузьмич повернулся к гостю, ответил:

– Да какие дела? Дела у прокурора. У нас так, делишки.

И так крепко пожал руку Тихого, что у сталкера захрустели суставы.

Постояли, помолчали.

– Держи, гостинцев тебе принес.

Тихий протянул рюкзак.

– Гостинцы? Это хорошо. Благодарствую.

Старик привычным жестом забрал ношу, даже не проверяя ее содержимое: доверял. Да и кто рискнет обманывать Кузьмича? Беду накличешь. Это тоже старая примета.

– А ты к Матушке собрался в гости?

Кузьмич Зону только так называл – Матушка. Никак иначе. Казенно-уголовное слово «зона» резало слух когда-то оттоптавшему пятнашку строгача за дела давно минувших дней старику. Тихий пытался как-то осторожно выяснить, за что Кузьмичу такой срок впаяли, но тот лишь сухо отвечал: «За диссидентство», – и быстро переключался на другие темы.

– К ней самой, – ответил гость.

Говорить, по какому поводу идут в Зону, тоже считалось среди сталкеров плохой приметой, поэтому Кузьмич не стал уточнять цель визита. Лишь кивнул:

– И то хорошо, что ноги в порядке и есть куда ходить. Важна ведь не цель – путь к ней.

– Верно, – кивнул Тихий, особо не вдаваясь в философию старика.

Постояли немного на прохладном утреннем ветерке. Кузьмич достал было сигарету, да спохватился:

– Чайку хлебнешь?

– Нет, благодарю. Спешу.

– Ну тогда давай, не стану задерживать.

Старик махнул рукой, приглашая войти в дом. Тихий пошел.

Внутри пахло кислой капустой и табаком. Спартанское убранство говорило о том, что хозяин живет один. Насколько помнил Тихий, жена Кузьмича умерла давно, лет десять назад, с тех пор он один тут и обитал. Хотя один – это не совсем верно. Каждую неделю, а то и чаще, к нему наведывались такие же, как Тихий, гости. Нелегальные сталкеры давно пронюхали один секрет, который имелся у старика. С помощью этого секрета можно было попасть в Зону, минуя все кордоны и КПП, без шума и пыли.

А старик и не против пропустить. И брал недорого – продуктами. А все деньги относил местному подполковнику – чтобы тот о его домике, стоящем на самой границе Зоны, не вспоминал. И все довольны.

– На днях кипение было, – прошептал Кузьмич, кивая на пол.

– Кипение? – переспросил Тихий, не понимая, о чем старик ему толкует.

– Ага. Я заглянул – а «бульон» кипит. Такая рябь и пузырьки по поверхности. Верно, черти огня дали во всю мощь, вот и кипит «бульон». И сияние. Красное. Давно такого не было – я по календарю сверялся.

Тихий лишь кивнул – сказать что-либо по этому поводу он не решился.

– Это какой-то знак. Но расшифровать не могу, – загадочно продолжил Кузьмич. Он, хоть и имел пять классов образования, любил науку и пытался во всем выискать закономерности. – Я проверял – ровно три года и семь месяцев назад было такое же кипение. Только там зеленоватый отблеск был. А тут красное кипение, – пробормотал дед и многозначительно протянул: – М-да, дела.

«Не свариться бы», – только и подумал Тихий, наблюдая, как старик, кряхтя, становится на колени и подслеповато рыщет по деревянному полу руками.

Предлагать помощь было бессмысленно и даже опасно – это Тихий знал. Кузьмич мог прогнать гостя и потом на порог вовсе не пускать. Не любил дед, когда ему предлагали помощь, считал себя не настолько старым.

«Помогают только больным и инвалидам, – всегда говорил он. – А я не больной и не инвалид. Еще тебя на лопатки положить смогу, если сойдемся в рукопашной».

Верилось в это легко, силой старик обладал неимоверной. Наверное, сама Зона подпитывала его.

Наконец Кузьмич нашел что искал. Зацепив заскорузлыми ногтями небольшой выступ, старик поднял крышку подпола и открыл лаз.

– Ну вот. – И, довольный собой, махнул Тихому: – Полезай.

Парень нагнулся, стукнулся лбом о край узкого проема, вляпался в паутину. Было слишком тесно, но приходилось терпеть. Пыхтя, полез вниз.

Когда-то этот лаз вел в погреб, где Кузьмич хранил соления, картошку, самогон. А потом, в один из дней, что-то произошло, какой-то выплеск, который превратил подпол в неучтенный