это было не единственное отличие. Куда больше бросалось в глаза другое. У людей, сидящих вдоль стола, при скудном свете на лицах угадывался румянец; поблескивали капельки пота; слышались сдержанные вздохи и выдохи. Но кожа госпожи была мертвенно-бледной, контрастируя с обсидианово-чёрными длинными волосами, аккуратно спускающимися вдоль плеч. Её грудь не вздымалась от дыхания, хотя в таком плотном корсете любой женщине непременно пришлось бы усиленно дышать. А глаза, в которых отражались огоньки свечей, ни разу не сомкнулись даже спустя несколько минут, как будто госпожа была змеёй, долго готовящейся к хищному броску.

— Великодушно благодарим, что устроили для нас этот изысканный ужин, леди Киния Ковентина, — с достоинством произнёс один из мужчин, стараясь чётко выговаривать каждое слово и делая это даже слишком усердно. — Вы оказываете нам большую честь.

Он поднял голову и посмотрел на госпожу, но было заметно, что это простое действо далось ему с таким трудом, будто приходилось тянуть шеей тяжкий груз, а взор через силу удерживать на солнце в зените.

— О, что вы, лорд Беленус, — тепло ответила Киния, будто не заметив скованных движений лорда. — Это вы сделали мне честь, посетив мой скромный праздник. Это я вас должна благодарить, лорды и леди, что откликнулись на приглашение. Ну что ж… давайте приступим к трапезе.

Сама Киния, однако, к еде притрагиваться не спешила, но пристально наблюдала за «гостями». В тишине едва слышно позвякивали вилки и ножи.

— Ты!..

Прежде неподвижная, как статуя, Киния вскочила и резко указала пальцем на девушку у противоположного конца стола. Все люди замерли и боялись даже шелохнуться.

— Вилку нужно брать правой рукой, а нож — левой, тварь! — лицо Кинии исказила яростная гримаса.

— Прощу прощения, — протараторила девушка, иначе перехватив столовый прибор.

Ещё несколько мгновений Киния буравила её взглядом. Убедившись, что этикет соблюдён, Киния медленно опустилась на стул и приняла бесстрастный вид.

Беленус ювелирно подцепил вилкой кусочек форели и понёс его ко рту, но на полпути еда соскочила с зубца. Беленус застыл так, будто время внезапно остановилось. Однако новой гневной вспышки не последовало — Киния не заметила неподобающей оплошности или же сделала вид, что не заметила. Вспотевший Беленус подцепил новый кусочек и убедившись, что он нанизан достаточно крепко, направил его ко рту с такой осторожностью, будто держал на зубце всю свою жизнь, ставшую сейчас очень хрупкой. На сей раз получилось осуществить ответственное дело. Тихонько прожевав форель, которая по вкусу больше походила на старую тряпку, он выпрямился и сказал:

— Как замечательно готовят у вас блюда, леди Киния. Хотелось бы ещё отведать вашего прославленного вина.

— С удовольствием угощу вас, — радушно ответила Киния.

Из темноты вышла девушка, державшая кувшин с вином. В первую очередь она наполнила кубок хозяйки. При этом руки служанки предательски дрожали, но ей всё же удалось не расплескать ни капли. Затем девушка пошла к Беленусу.

В этот момент призрак, которая оставалась незаметной даже для Кинии, придала своей ноге твёрдость и подставила служанке подножку. Девушка распласталась на полу, а кувшин покатился со страшным звоном.

Но, как и в случае с Беленусом, Киния опять не подала виду, будто ужин протекал не по плану. Она просто сидела, без выражения глядя прямо перед собой. Другие, казалось, тоже ничего не замечали. Только призрак бесшумно хихикала, перелетев в угол зала. Служанка сперва долго стояла на четвереньках, ожидая кары. Но так и не дождавшись, понадеялась, что пронесло, и медленно поднялась.

Только что Киния сидела, но лишь мгновение ока, и она оказалась рядом с провинившейся девушкой. Госпожа схватила её за шею одной рукой, и без видимых усилий подняла над полом.

— Тупой скот! — заорала Киния, показав вампирские клыки.

Она сильнее сомкнула пальцы и встряхнула служанку. Кровь прилила к её лицу, а глаза чуть ли не вылезли из орбит. Девушка схватилась за холодную руку госпожи, тщетно пробуя разжать хватку, но потом обмякла, свесив конечности как тряпичная кукла. Киния отшвырнула её в сторону, и повернулась к «гостям».

— Ничтожества! — кричала вампирша, размахивая руками. — Давно обучаетесь этикету, но не смогли сыграть даже начало ужина! Вы все наделали кучу ошибок! Я проведу вас всех через нестерпимые страдания!

Во время тирады «гости» покорно опустили головы и съёжились. Вампирша подскочила к тяжеленному столу, и опрокинула его со всеми яствами так, что он отлетел в другой конец зала.

— Все во-он! Назад в загоны, скотина!

Люди повыскакивали из зала со скоростью, мало чем уступавшей вампирской прыти. Только служанка осталась — она всё ещё лежала без движения. Вампирша приблизилась к ней, двигаясь так, словно не шла, а парила над полом. Киния склонилась над телом и аккуратно, даже нежно, приподняла голову служанки.

— Проклятье, — прошептала Киния.

— Иногда мы забываем, сколь хрупка жизнь, — невинно сказала призрак, возникнув за плечом Кинии. — Чуть-чуть перестараешься, и любимая игрушка сломана. Ах, как жаль!

Призрак картинно приложила ладонь ко лбу. А вампирша смахнула слезу с холодеющей скулы девушки.

— Я из себя и слезинки выдавить не смогу, — произнесла Киния. — Не могу оплакать кого-то. Не могу ощутить вкус еды. Уже забыла многие чувства. Только злоба ещё сильна во мне, да и та не человеческая. Имя — вот всё, что осталось от прошлого, когда я ещё могла дышать…

— Госпожа, если желаешь устроить сценку из прошлой жизни, то почему бы тебе не поручить это зомбям? — призрак закружилась вокруг вампирши и трупа. — Они ведь куда исполнительнее и уж точно не ошибутся. Скорее обрати в зомби девицу, пока ещё тельце свеженькое.

— Всё шутишь, Уна! Ты прекрасно знаешь, что зомби медлительны и неуклюжи. Да и не зомби окружали меня в прошлом, а люди.

«И как только свезло этой дуре стать Высшей нежитью?! — подумала вампирша, бросив недовольный взгляд на миловидную полупрозрачную женщину тридцати лет, одетую в заштопанное крестьянское платье».

Впрочем, Киния примерно представляла, как Уна добилась этого, пускай и случайно. В Эпоху света Уна была многодетной ничем непримечательной крестьянкой. Однажды — когда муж и отец отлучились из дома, отправившись с оброком к землевладельцу — то ли помешавшись умом, то ли оказавшись под властью некого заклятья, Уна с особым изуверством убила всю присутствующую семью, начиная от малюток и старшего отрока, и заканчивая бабкой и дедом. Да не просто убила, а ещё и всячески надругалась над телами. Когда неслыханное преступление обнаружилось, народ счёл Уну воплощением зла, ибо даже самая тёмная и заблудшая душа неспособна учинить такое злодеяние. Детоубийцу сожгли заживо. Неведомо каким образом, но невыносимые предсмертные страдания Уны слились с душами убиенных ею