живописи, — была бы мной довольна, хотя никогда и не считала самой талантливой из своих учениц. Гермионе нравилось мне позировать, поэтому в нашем доме можно найти немало её оживлённых портретов. Обнажённых, в основном.

Когда-то бледная кожа ma beauté после регулярных солнечных ванн приобрела нежный золотистый загар, хотя и не настолько идеальный, как мой. Она долго привыкала к тому, что не только в мастерской, но и любой другой части нашего просторного дома, включая лужайку вокруг него, удобнее всего использовать минимум одежды, а лучше и совсем обходиться без неё. Со временем Гермиона всё же смирилась с этим, в конце концов, все люди рождаются обнажёнными, так к чему соблюдать условности общества наедине с любимым человеком?

* * *

Ma chérie почему-то не считала, что мой язычок, ласкающий её между ног, — это идеальный способ пробуждения. Только, собираясь устроить своей возлюбленной особенный день, я опять «забыла» спросить её мнение по этому поводу. Сегодняшним утром, вопреки обыкновению проснувшись рано, я не собиралась упускать редкий момент удачи. Осторожно отодвинув одеяло, я начала покрывать поцелуями плоский живот Гермионы, её гладкий лобок, бёдра и восхитительные складочки, спускаясь всё ниже. Не торопилась, чтобы не разбудить раньше времени.

Взявшись за дело, я обязательно довожу его до конца — не люблю ничего делать наполовину. Mon soleil (5) открыла глаза — даже спросонья она поразительно красива, — и к моему удовольствию не стала возражать против столь вопиющего нарушения приватности. Я, стараясь не упустить ни единой капельки источаемой её телом влаги, жадно целовала и посасывала набухший клитор... Стоны Гермионы становились всё громче, а когда она наконец кончила, её тело выгнулось дугой, ещё долго потом подрагивая в сладостных судорогах утреннего оргазма.

В нашем возрасте вообще расточительно тратить время на сон. Пристроив голову на животе Гермионы, я любовалась её грудью и играла сосками, то зажимая их между пальцев, то обводя подушечкой пальца ареолы. Солнечный свет попадал ей на лицо, и она мило щурилась. Я ещё раз прокрутила свой план в голове. Конечно, я сомневалась, но всё же озвучила предназначенную для нежных ушек ma beauté его часть. Разумеется, сначала услышала только возмущение, но после недолго спора мы приняли душ, и всё же отравились в подвал, где я храню свои краски. Только в этот раз я планировала наносить их не на холст, что и послужило причиной для недовольства Гермионы.

Она считала, что её тело не подходит для рисования на нём. И тем более, не могло быть и речи, чтобы выйти со двора в одном лишь нарисованном бикини. Для своих двадцати трёх лет Гермиона была всё-таки слишком серьёзна. Выбрав необходимое, я утащила её в мастерскую, где она позировала мне, а теперь ей самой предстояло стать «холстом». Мы сошлись на том, что я наложу на нарисованные купальники иллюзию, придающую им видимость настоящих. Именно я, потому что волшебные краски имели свою специфику, Гермионе плохо знакомую. Эта условность давала мне совершенно шикарную возможность осуществить ещё одну хулиганская затею, про которую я пока промолчала. Узнай она о ней сразу, ma princesse точно бы никогда не вышла бы из дома, и вместо купания в море мы бы с ней сначала ругались, а потом мирились в постели. Это, безусловно, очень приятно, но я считала, что кроме занятий любовью в это субботнее утро надо заняться и чем-нибудь ещё.

Наконец Гермиона улеглась на кушетку, вытянув руки вдоль туловища. Я, обмакнув кисточку в краску, провела первую линию. Только вот рука моя слегка дрожала от волнения. Великолепная грудь Гермионы вздымалась и опускалась от частого дыхания, из-за чего провести ровную линию мне удалось далеко не сразу. Но я быстро приноровилась, завершив контур будущего «бикини» и приступила к раскрашиванию самой груди. Это оказалось сложнее, чем я думала.

Гермиона лежала неподвижно и даже не отпускала язвительных комментариев, понимая, что только помешает сотворению чудо. Но отвлекающих факторов и без того хватало: ведь мне приходилось красить, а не целовать её розовые сосочки. Лямки и завязки изобразить оказалось гораздо проще. Гермиона долго и придирчиво рассматривала себя в зеркале, но всё-таки признала, что моя работа смотрится совсем как настоящий, пусть и очень тонкий купальник.

Я велела ей остаться стоять, а сама присела на корточки. Начав изображение трусиков с бёдер, на которые были нанесены лишь тоненькие полоски верёвочек, я лишь затем приступила к работе над её попкой. Кисть больше не дрожала в моих руках, и кожа на ягодицах Гермионы постепенно покрывалась яркой краской. Теперь мне предстояла самая тяжелая часть работы, потому что mon amour повернулась ко мне лицом, раздвигая ноги. К счастью, ни один волосок не мешал движениям моей кисти, осторожно касающейся её лобка и промежности.

Гермиона часто дышала, а я водила кистью максимально медленно и осторожно, но всё же спустя некоторое время эта кропотливая работа была закончена. Увиденное в зеркале нас обеих полностью удовлетворило, и можно было наконец-то заняться собой, что оказалось гораздо приятнее, чем я ожидала. От первого же прикосновения кисти к соскам по телу пробежала дрожь, и я занималась ими гораздо дольше, чем требовалось — под внимательным взглядом Гермионы.

Я ожидала сильных ощущений, но и подумать не могла, что это окажется настолько приятно. Хотя всё же несравнимо с прикосновениями влажной, немного холодноватой кисти к лобку. Ощущения не уступали тем, что я испытывала при мастурбации, и к моменту нанесения финального штриха мне лишь каким-то чудом удалось не кончить, хотя губу я прикусила почти до крови. Мы ещё раз взглянули в зеркало, чтобы увидеть результат моих стараний. На мой взгляд, даже без волшебства наши «наряды» выглядели вполне прилично, но Гермиона так не считала.

Несколько взмахов волшебной палочкой, и «купальники» приобрели вид настоящих, другой одежды мы с собой брать не стали, положив в мою сумку лишь полотенца и крем для загара. Даже Гермиона не ощущала скованности от того, что идёт обнажённой по улице, ведь для окружающих она выглядела так же, как и во время нашего обычного похода на пляж. Мы босиком шли по горячему асфальту и болтали о всяких пустяках. За разговорами до пляжа добрались очень быстро, ненадолго задерживаясь лишь на светофорах.

Людей на них собиралось довольно много, и я опять подумала, что не совсем честно поступаю с Гермионой. Но отступать от своего не в моих правилах, поэтому я так ей ничего и не сказала, хотя с каждым