он как тень, а вот его товарищ Коля в классическом костюме тройке мне запомнился.

— Жждааарооффф, папацааацы, не с-с-с-т-т-о-о-й-й-те ууу прррохооода! — У Коли были проблемы с дикцией из-за регулярного и бесконтрольного употребления кокаина, и у него его было всегда в достатке, о чём я узнал в тот же вечер.

— За тебя, братан! — Марк поднимает стакан джемисона.

— За тебя! — Поднимаю и опрокидываю залпом, и сразу наливаю ещё, чтобы миновать стадию чувства вины, сразу опрокидываю второй.

Не успеваю забыть послевкусие солода, как у моего носа рука Николая с колпаком «парламента» с горкой «депутата» — так называли качественный кокс. И вот ОНО, блядь — момент истины! Как будто судьба вела меня к этому мгновению всю жизнь, она готовила меня к восхождению на трон. Как будто я прозрел и стал счастлив, я могу получить всё, что хочу, я могу хоть сальто, блядь, крутануть, хотя спорт в моей жизни ограничивался пинг-понгом в рехабе. Но всё это неважно, блядь: я — директор мира! Я-я! Я-я! Я — крысиный король, мать его!

Клуб реально был хорош: диджеи, классная музыка, красивые люди и концентрация плотности безумно роскошных женщин — на одного мужчину, как в районной поликлинике пациентов на участкового врача.

Я никогда не был обделен женским вниманием и, в свою очередь, отвечал тем же, но что пробьет час, когда меня будут клеить, а не я — к такому меня мама не готовила. Даже когда красотка втихаря позвала меня в туалет, желание поделиться этим было сильнее природных позывов. Да они как будто растворились на фоне взлетевшей гордыни с эйфорией от такой моей востребованности у противоположного пола. В эту ночь плотских утех не было, а вот в нос мой залетал «колпачок за колпачком».

— Сколько времени? — спрашиваю Марка, с ужасом не понимая, где я очнулся, как я, что я, зачем я… Оглядываюсь по сторонам: девушки, мерседес, нас пять человек в машине, Марк на переднем сиденье, кто-то гладит меня по волосам, и вдруг и я издал мучительный стон:

— Стооп!

Авто тормозит, открываю дверь, меня рвёт, но это меня не пугает. Меня пронзает ужас того, что карета превращается в тыкву — я трезвею.

— Восемь утра, бро, бляаа! — Марк дико ржёт, наблюдая, как я свисаю из задней двери S-класса рожей в грязный снег, припарковавшегося к обочине. Девушки тоже смеются.

— Блядь, сукааа…! — Ору я от ужаса вины и неизвестности будущего. Как будто все трезвые годы пролетели перед глазами, и как будто я повис над пропастью на канатной лестнице.

— Живой? Можем ехать? — Буркнул сухо водитель.

— Естессно, шеф! Бляаа! — Но я уже ржал со всеми: то ли от ужаса, то ли от истерии безумия. Хотя это уже не имело значения.

— Нуу, стартуй, родной! — С пионерским задором Марк приказал водителю. И мы тронулись. Девушки размывались в глазах, половину того, что они, типа, шутили, я не слышал да и не хотел слышать. По вискам что-то било, рвотные массы были начеку и в любой момент могли выйти, сильный озноб, что аж трясёт, и невозможно руку ровно держать, но я улыбаюсь во всю свою морду.

Заходим в отель, нас четверо: Марк, я и две девицы без имён — не помню, как они выглядели.

— Погнали сейчас в джакузи в моём номере, вискарь и «травка» имеется! — Величественно вещает Марк, держа под руки дам. В глазах портье, оценивающего нас, читается зависть с ненавистью, и это логично: 8:30 утра, 3 января, а он в галстуке, не спал и работал в праздники, так ещё вынужден быть вежливым с зоопарком.

— Нее, друган! — С улыбкой и любовью говорю я. — Я здравомыслящий человек, надо отдохнуть! Вызовите мне платную скорую — прокапаться, — небрежно бросаю метрдотелю. Я даже не думал об этом, само вырвалось, но я не стал выяснять, как эта мысль родилась, а доверился инстинкту самосохранения. Я же не торчок, я же могу контролировать и гулять культурно.

Тук-тук-тук — стук в дверь номера:

— Можно войти? Алексей Анатольевич? — Очень услужливо спрашивает фельдшер с медсестрой в дверях.

— Угу.

— Как вы себя чувствуете, голубчик? Что пили? Что употребляли? — С материнской заботой интересуется мужчина в бело-синей униформе лет 55–60 крупного телосложения.

— Всё: виски, кокаин…

— Я понял, — перебил меня этот добряк. — Дайте мне руку, которая вам удобнее. — Такой вежливости и обходительности я не встречал ни в одной районной больнице, даже когда был семилетним розовощеким ребёнком, экстренно доставленным с высокой температурой! — Я сейчас сделаю вам укольчик и поставлю капельницу, а на столе оставлю синенькие таблеточки. Как проснетесь, выпейте их, вы всё поняли?

— Да. — Почти со слезами счастья на глазах произнес я.

— Ну и прекрасно! С вас 10 тысяч.

Открываю глаза: темно, стены с подсветкой, Москва горит за видовым окном, память начинает фрагментами накидывать: где я, что я тут делаю… Пазлы сходятся, и от этого тревога начинает комом к горлу подступать, наворачиваются слёзы саможалости, как будто я всё потерял и настал полный пиздец всему. А что всё и чему всему — на этом моменте мысли путаются, и логика заканчивается.

Оо, синенькие таблеточки! — Заметил их на столе и одним прыжком с кровати до стола схватил их. Не медля закинулся, они даже еще в желудок не упали, но надежда, что тревога сейчас отпустит, уже заставила меня улыбаться.

— Алё, бля! Алё, Марк, алё, где ты? Алё…

— Туфта я, туфта я! Яфык прфкуфил! (Тут я, тут я! Язык прикусил!).

— Хаха, ору, бро! У нас поезд скоро, в лобби жду тебя.

Стриж Мск — НН. Едем в СВ, молчим, пытаемся поесть.

— Лёх, какие планы на праздники?

— ХЗ, на коньках хочу покататься с какой-нибудь барышней. Я ж планировал романтизм, ну хоть на 300 квадратных метрах в Парке 1 Мая среди дубов покружу. А у тебя?

— С семьей.

— Смекнул.

Дальше все четыре часа мы молчали. На вокзале обнялись и поехали в разных такси по домам.

Розовое послевкусие

Январские праздники закончились. Началась рутина, холода. Я заболел жестко ковидом, лежу дома, состояние палтуса — дошел до холодильника, устал, поел — устал, лёг. Несколько приятных юных дев в СМС сообщают о своем желании проявить заботу, но яндекс-еда и Бристоль у подъезда неплохо обо мне пекутся. Но периодически стараюсь прислушиваться к себе — нет ли желания женского пола с собой ощутить. Увы, даже по утрам я не чувствую намека на похоть. И так почти весь январь.

— Привееет! Наконец-то! Ты где? — Детский голос