— Не похоже, чтобы он сбежал, не расплатившись, — возразил Кит. — Мне кажется, он спешит кого-то встречать — скоро прибывает самолет из Балтимора. Что с тобой, Синтия? Ты сильно побледнела.

Неужели? Синтия действительно почувствовала себя как-то странно при упоминании фамилии Милворд. Ей даже на мгновение показалось, что она ей знакома. Странно, ведь до сих пор ни одно имя ей ни о чем не напоминало. Имена, лица, даты — все это было покрыто для нее мраком.

— Со мной все нормально, — вымученно улыбнувшись, отозвалась Синтия и поспешила сменить тему: — Тебе налить как обычно, Кит?

Но имя не выходило у нее из головы весь вечер. Она повторяла его про себя и всякий раз проваливалась во тьму. Что это — странные фокусы памяти? Неожиданная вспышка тут же гасла, не давая Синтии возможности хоть за что-то зацепиться.

Нет, это нельзя так оставлять, решила Синтия. Надо при первой же возможности поинтересоваться у незнакомца, поскольку он как-то связан с человеком — или с людьми, — носящим фамилию Милворд. Синтия поняла, что это пока единственная возможность хоть как-то приоткрыть завесу над ее прошлым. Все эти долгие двенадцать месяцев она ожидала, что объявится кто-то и напомнит ей, кто она и откуда, свяжет ее с прошлым. Но до сих пор никто ею не интересовался, и Синтия уже начала свыкаться с мыслью, что придется начинать жизнь с чистого листа.

На прошлой неделе полиция поместила в местной газете очередное объявление с просьбой откликнуться тех, кому что-либо известно о ней, но никаких откликов не последовало. Так что полиция пришла к выводу, что Синтия совершенно одинока и находилась на отдыхе здесь, в Гаррисберге, когда попала в аварию. Ее автомобиль обгорел до такой степени, что по его останкам с трудом удалось установить, что это был голубой «Форд». Никто до сих пор не заявлял ни о пропаже голубого «Форда», ни об исчезновении женщины, которая находилась за рулем.

Иногда Синтии казалось, что она действительно погибла тогда на автотрассе при столкновении с бензовозом и через много недель вновь родилась уже совсем другим человеком.

Но Синтия неустанно уверяла себя, что это не так, что ей просто необходимо вновь обрести свое потерянное «я», и жила только этой надеждой.

К одиннадцати вечера бар совершенно опустел. Часом позже Синтия уже была в постели и, проведя ночь в ставших для нее привычными кошмарных снах, к восьми тридцати следующего утра вновь приступила вместе с Айви к своей основной работе по регистрации постояльцев.

В фойе отеля было довольно оживленно, но Синтия старалась не пропустить Лэнса Торпа, чтобы при первой же возможности задать мучившие ее вопросы.

Такая возможность представилась где-то около полудня. Фойе наконец-то освободилось от наплыва публики, и лишь несколько припозднившихся отъезжающих томились в ожидании такси, которые должны были доставить их в аэропорт. Синтия бросила взгляд на открывшуюся входную дверь отеля как раз в тот момент, когда на пороге появился не кто иной, как мистер Торп.

Войдя в фойе, он замешкался, и Синтия решила незамедлительно воспользоваться шансом, чтобы поговорить с ним. Пробормотав нечто невразумительное, она распахнула дверцу, отделявшую стойку регистрации от общего зала, и замерла, увидев, как к Торпу подошел какой-то мужчина.

Темно-карие глаза вновь вошедшего нетерпеливо оглядели фойе, и это не ускользнуло от внимания Синтии. Как и то, что мужчина казался лихорадочно напряженным. Завершив беглый осмотр, он пожал плечами, и лицо его исказила недовольная гримаса. Синтия догадалась, в чем дело.

Интерьер отеля представлял собой неприглядную смесь стилей. Построенный в классическом стиле, отель был отреставрирован в начале шестидесятых так, что вычурная лепнина оказалась безжалостно уничтоженной или скрытой панелями из пластика. Тогда же заменили и мебель — сделанная из модных десять лет назад искусственных материалов, она быстро стала обшарпанной и теперь, когда бум прошел, казалась довольно безвкусной. Апофеозом убогого интерьера была потертая бордовая ковровая дорожка с ужасным золотисто-желтым орнаментом.

Очень похоже на меня, подумала Синтия, отрешенно глядя на собеседника Торпа. Он прошел было мимо нее, потом вдруг остановился и вернулся к ней.

Их глаза встретились. Жесткая линия его рта чуть искривилась, в глазах мелькнул ужас. Неожиданно для себя, Синтия почувствовала что-то неприятное во всем происходящем, горло сдавил спазм — она не могла ни вздохнуть, ни сглотнуть. Она поняла, что ей не нравится этот человек. Ее сердце на секунду замерло, потом молотом забухало в левом виске.

Взгляд мужчины также переместился на ее левый висок, и он невольно вздрогнул, заметив там темный рубец шрама, который Синтия инстинктивно поспешила прикрыть рукой.

Незнакомец медленно стал приближаться к ней нетвердыми шагами, и Синтия еле удержалась, чтобы не попятиться. Она вся покрылась липким потом. Окружающее пространство сузилось до узкого тоннеля, в котором остались лишь она и этот мужчина, и тоннель продолжал сужаться по мере его приближения. Когда мужчина подошел почти вплотную к Синтии, она почти задыхалась в этом ставшем очень тесным и душным пространстве.

Незнакомец полностью заслонил собой окружающий мир, и все в нем казалось Синтии чрезмерным: и обаятельная внешность, и мужская сила, и пронзительный блеск красивых темных глаз. В его облике было что-то, пугавшее Синтию до такой степени, что ей захотелось укрыться, спрятаться от него.

Наверное, она что-то сказала, потому что мужчина вдруг побледнел, его темные глаза стали почти черными, и Синтия почувствовала, как проваливается в их бездну.

Спокойно, не сходи с ума, повторяла она про себя.

— Синтия! — совсем рядом выдохнул мужчина. — О Господи…

Услышав свое имя, Синтия закрыла глаза и мешком осела на красно-желтую ковровую дорожку.

За все те долгие месяцы, что Синтия провела в больнице, медленно возвращаясь к жизни, она ни разу не лишилась чувств, несмотря на боль и страдания. И ее самым сильным желанием все эти двенадцать месяцев было, чтобы кто-нибудь пришел к ней и назвал ее по имени.

И вот теперь, когда это наконец-то произошло, она вдруг упала в обморок.

Именно об этом была первая мысль Синтии, когда сознание проклюнулось в ней сквозь толщу беспамятства. Она лежала на казенном кожаном диване, около нее, нащупывая пульс на запястье, суетилась Айви. Сквозь шум в ушах пробивались приглушенные голоса.

— Как ты? — озабоченно спросила Айви, едва Синтия открыла глаза.

— Он меня знает, — прошептала Синтия.

— Да-да, не волнуйся.

Кареглазый незнакомец неожиданно вырос из-за плеча Айви.

— Извини, Синтия, — отрывисто сказал он. — Я настолько растерялся, увидев тебя, что не рассчитал свои действия. — Он с трудом сглотнул и добавил: — Как ты, дорогая?

Синтия не ответила. Она с трудом свыкалась с мыслью, что этот человек знает ее, в то время как ей он представлялся совершенным незнакомцем. Странное дело! Ведь доктора предполагали, что шок, подобный этому, сможет вернуть ей память.