В дяде Эдде был только один минус. Он, по каким-то не совсем понятным причинам, недолюбливал ее молодого человека Кристиана. И Элизабет и Джош радовались за них, в мыслях уже нянчась с внуками, а дядя Эдд становился хмурым, едва видел Анжелу и Криса вместе. Впрочем, и этому недостатку Анжела находила объяснение. Она считала, что дядя Эдд переживает, как бы Крис не сделал ей больно.

После аварии Эдда больше никто не видел, и ходили разные слухи. От того, что он не выдержав смерти Элизабет, покончил с собой и до того, что он и был той злополучной собакой. Конечно, эти слухи не имели под собой никакого основания и были обычным бредом скучающих жителей маленького городка, для которых исчезновение Эдда стало нескончаемой темой для сплетен и разговоров. Но Анжела не могла, да и, наверное, уже никогда не сможет простить дядю Эдда за то, что он бросил их с отцом в такой момент. Именно тогда, когда оставшимся членам некогда полной семьи Беллз требовалась поддержка близкого друга, Эдд решил исчезнуть. Ведь это он должен был помочь им, хотя бы в память об Элизабет. Он, а не Бетси, которая раньше даже не знала, что отца подруги ее дочери зовут Джош. Анжела исключала мысли, что с ним могло что-то случиться. Эдд слишком любил жизнь, чтобы расстаться с ней по собственному желанию.

На следующий после похорон день, они с отцом поехали к сестре Элизабет, Карен, муж которой владел виноградниками в Калифорнии.

Карен, миниатюрная, но энергичная женщина со жгуче-черными, сейчас заплаканными глазами, хоть и была раздавлена произошедшей трагедией, но понимала, что горе Анжелы и Джоша куда глубже. Она всячески старалась отвлечь их, или чем-нибудь занять.

Анжела, очень любившая лошадей, целыми днями скакала по окрестностям, возвращаясь в дом лишь к вечеру. Вставая рано утром, она брала с собой ленч, садилась на снежно-белую, с черной полоской на лбу, Вьюгу и стрелой уносилась прочь. У нее было свое любимое место, которое она обнаружила еще в первую неделю пребывания здесь. Оно находилось в часе езды верхом.

Это было маленькое, но глубокое озеро, окруженное густыми зарослями кустов и деревьев. Подойти к нему можно было лишь с одной стороны по почти незаметной тропинке, настолько узкой, что Анжеле приходилось вести лошадь в поводу. Кусты цеплялись за одежду и царапали лошадь, но это место того стоило.

Здесь царила тишина и полное отсутствие других людей. Приезжая сюда Анжела стреноживала лошадь и, расстелив тонкое покрывало, ложилась, полностью скрываясь в густой пахучей траве. Она слушала стрекот кузнечиков. Она наблюдала за маленькими пташками, прыгающими в кустах и от сонного спокойствия природы, от жаркого солнца и яркого, словно раскрашенного ребенком неба ей становилось легче.

Затем Анжела, переодеваясь в купальник, с разбегу ныряла в воду, поднимая целый водопад из веселых брызг. Вода приятно охлаждала тело, и Анжела плавала и плавала, забывая обо всем на свете. Проголодавшись, она вылезала на берег и, плюхнувшись на покрывало, тут же становившееся мокрым, с аппетитом жевала. Затем снова купалась и так до вечера. Часто она нарывала небольшой букетик ярких полевых цветов, источающих тонкий приятный аромат. Из них она делала венок и ехала в нем обратно, больше похожая на нимфу, чем на обычную девушку.

Джош же в это время находился под неусыпным контролем Карен. Она силком вытаскивала его на прогулки по виноградникам, рассказывая местные байки. Когда же она была занята работой по дому, Джош или помогал ей или, сидя на просторной террасе с плетеными креслами, со смаком курил трубку и дегустировал вино.

После того, как Анжела возвращалась, они вчетвером садились играть в покер. Зачастую выигрывал Джош, в молодости бывший заядлым любителем подобного времяпрепровождения. Анжела же больше слушала Карен, которая, не отрываясь от игры, рассказывала свои истории. Ее муж, напротив, был молчалив, произнося слова так редко, будто это были драгоценные камни, которые он не хотел отдавать. От этого они приобретали еще большую значимость и весомость. Но на жену, говорившую за двоих, он смотрел с непередаваемой нежностью.

Иногда к Карен приходили подружки, посплетничать за бокальчиком белого вина. Тогда Джош старался уйти от дома как можно подальше. Если же это не удавалось сделать, Карен с подружками, исчерпав женские темы для разговора, садились вокруг него кружочком и убалтывали до такой степени, что весь остаток дня он молчал. Они называли это «спросить мужского совета».

Лето пролетело незаметно. Солнечные дни, проведенные в этом уютном, гостеприимном доме немного сгладили горечь произошедшего. Трудами неутомимой Карен на лице Джоша стала появляться редкая и какая-то робкая улыбка. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается.

Каникулы подходили к концу, а у Анжелы был выпускной класс, поэтому они вернулись. Вернулись в дом, где все напоминало о трагедии. В дом, который казалось, потускнел и грустил вместе с ними. Где на окнах висели, купленные Элизабет на гаражной распродаже занавески, на полке стояла нелепая ваза, подаренная ей Джошем. Дом, который она с таким теплом обустраивала, где каждая вещь была тщательно подобрана, стал угрюмым и пустым без смеха своей очаровательной хозяйки. Даже веселые картины, нарисованные Элизабет еще тогда, когда они с Джошем только-только переехали сюда, и раньше добавлявшие света и жизни в комнаты, теперь нагнетали обстановку.

Анжела, чуть успокоившаяся, захлюпала носом и глубоко вздохнула, пытаясь справиться со слезами, продолжавшими катиться по щекам и капавшими с подбородка на, уже порядком промокшую, рубашку ее отца. Всхлипнув в последний раз, она как-то по-детски вытерла слезы кулачком и, наконец, подняла взгляд на Джоша.

– Пап, мне так ее не хватает. Мне кажется, что она просто ушла по делам, и вот-вот вернется, – слезы вновь подступили к глазам, и Анжела глубоко вздохнула, стараясь не допустить нового потока рыданий.

– Мне тоже детка. Мне тоже… – Джош замолчал. Он рассеяно гладил Анжелу по спине, глядя куда-то вдаль. Затем, собравшись, чересчур бодрым голосом произнес:

– Может, спустимся вниз, сделаем по сэндвичу и посмотрим телевизор?

Анжела улыбнулась сквозь слезы. Ее отец крайне неуклюже пытался отвлечь ее от грустных мыслей.

– Я не против. Только сначала мне надо умыться.

– Тогда я пока пойду, а ты меня догонишь? – Джош поднялся с кровати. Несмотря на голос, полный энтузиазма, глаза были уставшие и как будто поблекшие, потерявшие краски жизни.

Когда за Джошем закрылась дверь, Анжела прошла в ванную комнату и, облокотившись на раковину, поглядела на себя в зеркало. Глаза были красные, как у ангорского кролика. Включив ледяную воду, она ополоснула лицо.

Анжеле было безумно жаль своего отца. Несмотря на столькое количество лет, прожитых вместе, Джош по прежнему страстно, горячо и искренне любил свою «малышку Бетти». В этом плане Анжеле было легче. Конечно, и, безусловно, она очень любила свою мать и отдала все, лишь бы вернуть ее. Но… она понимала, что когда-нибудь ее мамы и папы не станет. Просто не ожидала, что это наступит так быстро. Анжела была молода и у нее впереди еще большая часть жизни. А вот Джош… Джош уже вряд ли сможет еще кого-нибудь полюбить. Огромная часть его души, которую Элизабет с момента их знакомства, сама того не желая, безвозвратно забрала себе, умерла вместе с ней.