она брала только меня в лес и мы гуляли по древесным закоулкам. Помню, тогда ещё я поцарапал руку о ветку и она помогла мне её вылечить. Она достала из своей волшебной сумки все необходимые средства и принялась лечить мою руку. Столько любви скрывалось в её глазах, что я не раз задавался вопросом «Разве может учитель так любить? Разве это законно?».Ведь существуют границы и законы государства, которые нельзя нарушать. Их никто не нарушает из принцев и королей, а я нарушаю… Значит, я делаю не правильно?

В мое голове уже тогда закрадывались мысли о том, что, возможно, это мой вымысел и такого по-настоящему никогда не бывает.

И даже, если я совершаю преступление перед государством, я всё равно буду принцем. Принцем из школьного замка.

Вспоминая прошлые годы мне представляется, как моя учительница всегда носила очки. Я до последнего школьного дня думал, что в них есть особый секрет. Когда ученики врут, то внутри очков появляется надпись «он врёт». Думаю, это были очень высокие технологии, потому что эти очки она носила всегда. А иначе, как она могла видеть, когда кто-то из учеников врёт? Дело было определённо в очках. Мои одноклассники были мастерами вранья, я им всегда верил и они себя не выдавали, не могла же учительница знать нас вдоль и поперёк. «Это всё её очки»– подумал я.

Таким и запомнился мне внешний вид моей учительницы.

Однажды зимой, я помню, как гулял со всеми ребятами, мы ещё играли в снежки, тогда было очень солнечно и я не стал надевать шапку. Она показалась мне лишним грузом и я позволил себе роскошь – выйти без неё. Возвращаясь домой, моя учительница проходила мимо меня и я увидел много осуждения в её глазах, за которыми, вскоре, последовала срочная просьба или даже почти приказ надеть не любимый мне предмет одежды. В этот момент я не сдержался и начал смеяться. Такое серьёзное лицо у неё было. Оно может быть только у любящего и заботливого человека… И больше ни у кого…

На следующий день я пришёл в школу, как ни в чём не бывало. Спустя пару уроков я понял, что что-то не так и меня начало бросать то в жар, то в холод. Возможно, моё тело решило меня подвести и поставило меня в ситуацию почти безвыходную… Болеть представлялось мне неприятным делом и этого допустить я не хотел.

Я подумал, что если попадусь учительнице, то она обязательно нахмурит брови по этому поводу и скажет: «я же говорила». А этого допустить я не мог. Я же принц из гордого королевства.

В холодном поту бегал я всю перемену, чтобы не столкнуться с ней лицом к лицу, и мне это даже почти удалось.

На предпоследнем уроке мне пришлось зайти в медицинский кабинет и попросить обезболивающее, как вдруг, в проходной, я замечаю знакомые черты лица.

Помню, как сердце в этот момент остановилось и я был готов провалиться сквозь землю. Это была моя учительница, которая зашла за справкой.

Я, оказавшись в таком не выгодном положении, потупил глаза в пол и был готов к открытому и почти заслуженному осуждению.

Моё счастье заключалось в том, что его не просто не последовало, за ним последовало какое– то невиданное мне чудо. Вместо того, чтобы осудить меня, учительница предложила мне отпить чаю в её кабинете, что было для меня самой большой наградой за мои тогдашние муки. Я не верил своим глазам, но через пару минут она заботливо наливала мне чай и что-то говорила про моё поведение. Я чувствовал себя очень особенным и каким-то желанным даже. Из её любвеобильных речей звучало что-то вроде «я же говорила, надевай шапку», «вечно ты идёшь наперекор моим словам», « я же тебе по-русски сказала, а ты…». В тот момент эти слова пропитались выпитым чаем с малиной, и мне стало совсем не страшно и не стыдно, а даже как-то приятно. Я даже подумал, что ради такой награды стоит иногда болеть.

После прошедшего случая я стал заглядывать к ней в кабинет всё чаще и приносил чего-нибудь к чаю. Мне казалось, принесённые дары уберегут меня от неприятных осуждений и всё превратится в вечную сказку. Лампы в классе горели очень долго и мы засиживались допоздна. С друзьями я уже не играл в снежки, мне было интересно, как проживает жизнь моя учительница. Как оказалось, она всю себя посвящает детям и у неё почти нет времени на игры в снежки или на догонялки. Невыносимой мне представлялась такая жизнь. Без возможности выйти погулять.

Как жаль, что сейчас я уже не могу себе этого позволить.

После того, как прошло десять лет, я уехал далеко, в огромный и большой город. В нём было очень тяжело. Люди представляли собой серую массу, готовую работать непереносимо долго на том месте, где они были не нужны. Их сердцем владел невыносимый скрежет железных деталей, через который невидно было добра. Над городом всегда были тучи и работать предстояло мне очень много. Не было в этом городе ни замков моих, ни принцев, ни даже королей. В саду, около моего дома, росли старые и неказистые пни, которые были не способны вызвать ни любви, ни даже сострадания в моём сердце. Все придворные служащие занимались тем, в чём нельзя было найти ни любви, ни добрых и сияющих глаз. Я начал чахнуть и очень неприятно болеть. Тут уже и не до игр в снежки и не до догонялок. Тянулись годы, и пока я работал, пока я строил своё, тогда ещё великое будущее, я всё ещё держал в голове одну мысль: « Как там моя учительница?». Переписывались мы письмами, но от них толку было немного. В них я писал, как благодарен ей за всё, что она для меня сделала. Это было то, о чём не мог мечтать ни один ребёнок. Я получил не только знания о жизни, но и любовь, которая в большом городе считалась почти недопустимой. С замиранием сердца я вспоминал рассказы или осуждающие разговоры, от них всегда становилось очень тепло и они могли согреть даже за тысячу километров. В городе, в котором мне предстояло много работать, были границы, как в самом строгом государстве, которых нельзя нарушать. Хотя, в тот момент, мне этого очень хотелось. Думаю, мне не хватало той королевской смелости, которой владела моя учительница. Её смелость «никаким аршином не измерить»– Так я и писал в своих письмах. В