Это был не такой уж дешевый вид транспорта — шиллинг за полный билет, зато в нем бесплатно можно было читать газеты и журналы. Салон вмещал двадцать два пассажира, и Коллинз как-то написал, что «омнибус всегда представляет собой передвижную выставку эксцентричности человеческой натуры»; Уилки нравилось пристально изучать «совершенно разные способы забираться в экипаж и занимать в нем места, и каждый такой способ что-то сообщал о человеке». Он встречал там модную молодую даму в ярком кринолине, банкира в строгом черном костюме и цилиндре. В один из дней он замечал тучного джентльмена в белом галстуке, а в другой — человека с зеленой сумкой, потертого жизнью, но старающегося выглядеть прилично. Он мог подметить, как тучный джентльмен указывает зонтиком кэду, кондуктору, на некое нарушение правил. Он наблюдал за встревоженными, нервными, измученными и нездоровыми горожанами. В одном из его романов, «Бэзил», молодой человек безнадежно влюбляется в девушку, случайно увидев ее в омни.

Кто-то из рецензентов охарактеризовал сочинения Коллинза как «битком набитые» случайными событиями, «словно омнибус пассажирами в дождливый день». Благополучно устроившись на сиденье, Уилки мог подслушать как характерные, так и довольно новые для тех лет лондонские обороты речи. «Это ошеломило меня. Я буквально измочален. Я сражен наповал. У меня ум за разум заходит. Ему хватит ума полюбить лимонад. Он с тараканами в голове. Это бы его немного встряхнуло. Уплетать за обе щеки. Пока-пока, сержант».

Он наизусть знал маршрут паддингтонского омнибуса, поскольку значительную часть жизни прожил неподалеку от Нью-роуд. Как большинство людей того времени, он держался хорошо знакомого ему района. Лондонцы обладают интуитивным чувством своей территории, они знают, где в городе сухой участок, а где сыро, где дуют ветра, а где душновато, они разбираются, в каком квартале климат здоровый, а где легко подхватить болезни.

Помимо нескольких лет в детстве, Коллинз жил на небольшом участке, ограниченном Оксфорд-стрит с юга и Риджентс-парком с севера, западная граница пролегала по Эджвер-роуд, а восточная была образована Грейт-Портленд-стрит. Во многих его произведениях можно найти сцены из жизни именно этого района по соседству с Риджентс-парком, служившим центром притяжения для окрестных жителей. На самом деле Мэрилебоун был одной из наиболее респектабельных и в то же время самых мрачных частей Лондона. Подчеркнуто буржуазные дома из красного кирпича или со штукатурным декором вытянулись рядами вдоль строго прочерченных улиц. И все же Коллинз, как никто другой, чувствовал, что за пристойным фасадом из кирпича и штукатурки таятся причудливые преступления и темные страсти.

Среди наиболее сенсационных преступлений 1860-х были мошенничество, шантаж и отравления — преступления, совершаемые втайне или под прикрытием благопристойного облика, и именно они привлекали внимание Коллинза. Томас Харди говорил, что самые успешные сочинения того времени включали «убийство, шантаж, незаконное происхождение, подмену личности, подслушивание, многочисленные секреты, предполагаемое двоеженство, а также действия детективов — профессионалов и любителей». И это предельно точное описание сюжетных ходов Уилки Коллинза. В романе «Женщина в белом» он формулирует главный вдохновляющий принцип: «Идея, скрытая под поверхностью». В процессе работы он создавал хрупкий мир, в котором царит нервное напряжение, кажущаяся обыденность скрывает целые скопления тайн и странных, болезненных отношений. Это был мир неопределенных, порой фальшивых идентичностей, сексуальных и социальных, мир, в котором никто не чувствовал себя в безопасности. Это был мир Лондона.

Он появился на свет в районе Мэрилебоун 8 января 1824 года, местом рождения был дом на Нью-Кавендиш-стрит, и тридцать пять лет спустя он вернулся на эту улицу — уже не с родителями, а с женщиной, которая стала спутницей его жизни. Его крестили в приходской церкви Сент-Мэрилебоун под именем Уильям Уилки Коллинз, и в детстве его звали Уилли. Его крестный отец, художник сэр Дэвид Уилки, заглянул в глаза младенца и поразил его родителей неожиданным восклицанием: «Он видит!» Как говорил позже сам Коллинз, сэр Дэвид Уилки чаще имел дело со щенками и котятами, чем с новорожденными людьми, и предполагал, что дети тоже рождаются слепыми.

Дом на Нью-Кавендиш-стрит семья делила с бабушкой и дядей по отцовской линии; а поскольку викторианцы были одержимы теориями по поводу наследственности и приобретенных качеств, вероятно, и нам стоит познакомиться с предками Коллинза, отыскав в них предпосылки его артистического дарования. Считается, что писатель происходил от Сэмюэля Коллинза, анатома XVII века, из того же клана, что и некогда известный поэт XVIII века Уильям Коллинз. Больше известен дед по отцу, Уильям Коллинз — старший, уроженец графства Уиклоу, который, как многие другие молодые, исполненные надежд ирландцы, отправился в Лондон на поиски удачи; он воображал себя поэтом наподобие предполагаемого знаменитого предка, но вынужден был избрать более прозаический образ жизни реставратора и торговца картинами, обосновавшись на Болсовер-стрит в районе Мэрилебоун. Гораздо позднее на этой улице его внук, писатель Уилки Коллинз, поселит свою вторую спутницу жизни. Понемногу формировалась сеть лондонских адресов, привычных для разных поколений Коллинзов.

Согласно рассказам внука, Уильям Коллинз — старший не был обескуражен относительным недостатком успеха. Он писал «статьи в журналы, песни, проходные пьесы», проповеди и даже один политический памфлет. Однако его самым значительным произведением стало повествование о путешествиях и приключениях украденных полотен. «Мемуары картины» Уильяма Коллинза — деда — это не слишком связная авантюрная история из мира воров и изготовителей подделок, которая явно нравилась Уилки Коллинзу. Отсюда он заимствовал описание среды фальсификаторов искусства для романа «История плута».

И все же старший Уильям Коллинз так и не смог избавиться от того, что его внук называл «материальными затруднениями», и семья Коллинз существовала, никогда не забывая о маячившем рядом призраке нищеты. Коллинз-старший умер в 1812 году, ничего не оставив жене и двум сыновьям; миссис Коллинз пришлось продавать мебель и домашние вещи, питание семьи стало «крайне скудным», а столом служил старый ящик. Это бедственное положение побудило Уильяма Коллинза — младшего (отца писателя) зарабатывать на хлеб тяжким трудом «художника на разовых заработках», не имевшего постоянного заказчика и твердого дохода. Вероятно, это послужило причиной финансовой осторожности и даже скуповатости нашего героя, Уилки Коллинза. Знакомые не раз подмечали его склонность мелочно торговаться с официантами и водителями кэбов.

На момент смерти родителя Уильяму Коллинзу — младшему, отцу Уилки Коллинза, исполнилось двадцать три года. Пятью годами ранее его приняли в школу при Королевской академии, он уже заслужил репутацию пейзажиста, представив свои работы на летней выставке академии. Но после смерти отца вынужден был поддерживать брата и мать; благоразумие и усердие помогали ему мало-помалу прокладывать путь к финансовой стабильности и более респектабельному положению в обществе. В те годы молодой художник Коллинз записал в дневнике: «Поскольку невозможно подняться в мире без связей, я должен такие связи обрести». Он искал богатых и влиятельных покровителей; он стал образцом солидности и надежности; он был пламенным христианином, которого возмущало, что сосед в воскресный день занимается садовыми работами, например креплением к стене нектариновых деревьев. Тревога за свое общественное положение и профессиональный успех никогда не покидала его; в ту эпоху слишком легко было «сломаться» и пойти на дно. Выход был в трудолюбии, преданности делу и непрестанной тяжелой работе. По крайней мере в этом отношении его сын Уилки последовал примеру отца.