обслуживаются. Исключение составляют выступающие. Если Господа пожелали расплатиться, оставьте свои средства на столике, их позже заберут. Если Господам не хватает средств на то, чтобы расплатиться полностью, оставьте сколько есть. Будете при деньгах, доплатите». Я трижды перечитал последнее предложение и поднял одну руку.

Через полчаса это место было не узнать: почти все столики были заполнены, и то там, то здесь поднимались руки — когда одна, когда две. Я поначалу стеснялся хлопать, и проходящие мимо официантки, улыбаясь, беззвучно показывали мне, как это нужно делать. Я расслабился, хлопал, когда это было действительно хорошо, и хлопал тихо и коротко, когда это было не очень. Я никогда не любил, да и, вернее, не понимал поэзии, большой литературы, я даже художников не понимал, а здесь я окунулся в атмосферу, где творчество было важнее еды, где свобода духа превосходила муки тела. Про муки это мне парень какой-то написал, он выступал, а потом присел за мой столик. Достал блокнот, развернул и просто написал «привет», я улыбнулся и поздоровался с ним, тоже письменно. Оказывается, гвозди торчат специально, это я не ошибся, чтобы было неудобно стоять, хотя те, кто там бывал не раз, знают пятачок, где гвоздей нет, а напарываются лишь новички. Он взял четыре блюда из тетради, всё съел, аж тарелку вылизал и положил на стол лишь пятнадцать рублей да записку «Кактус, прости. Через две недели стипендия, если повезёт, верну. Роман Тохин». Парень убежал, и я остался один за столом. Слушал стихи, трое читали прозу, один раз вышел художник, и я не поверил: спустилась камера и онлайн показывала, как он рисует. Он первый, кто сорвал банк. Я забыл сказать: когда выступления кончались, справа было табло, и чем больше, дольше и громче хлопали, тем больше выступающий мог поесть за счёт заведения. Так этот художник, не произнеся ни единого слова, догнал шкалу почти до золота, два деления не хватило. Но это ерунда, к нему потом Кактус подходил и сам протянул красную папку. Я забыл всё, мне было так хорошо, что когда на сцену повесили табличку «Мы закрываемся через… Скоро» и я глянул на часы, было уже полвторого ночи. Я просидел три часа, как пятнадцать минут, такого не было со студенческих лет, и то мы тогда курсовик писали всей комнатой, а не отдыхали душой. Я вытащил кошелёк и, отсчитав себе на такси, вытряхнул всё на стол. Встал и с глазами, в которых уж чересчур быстро накапливалась влага, пошёл на выход.

В дверях меня догнала девушка, которая провожала за столик, протянула деньги.

— Вы съели гораздо меньше, чем положили. Возьмите, это, наверно, ошибка, — она улыбнулась милой и такой тёплой улыбкой, что влага в глазах могла и побороть плотину, что я держал изо всех сил.

— Это был лучший вечер в моей жизни, у вашего заведения много должников, Рома Тохин, к примеру. Всё то что я тут испытал стоило гораздо большего, чем я оставил, каких-то денег.

С тех пор жизнь моя изменилась, я стал чуть счастливее. Я знаю место, где всё это время пряталась моя душа, она живёт там, желудок её только поддерживает.