Потопала до перекрестка, прячась в тени домов. Солнце склонилось за полдень. Но довольно жарко. И совсем не свежо. Запахи невкусные витают, потому как смешиваются друг с другом. Порой ощущение складывается, что где — то поблизости канализация, или кого — то стошнило в подворотне.

Стучу низеньким каблуком по неровным камушкам тротуара, мимо проходят люди, пробегают мальчишки и девчонки. Все в своих заботах. Девочки, похожие на кухарок с фартуками бежевыми ходят с корзинками и прочей поклажей. Их доминирующее множество. Нервно выдыхаю, я уж точно не кухарка. Минимум императрица, а то и властительница мира. Просто пока еще сквозь тернии иду.

— Дочка, подай бабушке слепой, — раздалось так неожиданно.

Обратила на нее внимание. Старая дряхлая бабушка в проеме между домами сидит. Закоулок темный и злачный.

— А откуда вы узнали, что я именно дочка? А не сынок? — Уточняю ехидно.

— От тебя пахнет цветами, дочка, — улыбается та, пряча глаза. Замечаю, что лицо обезображено, аж страшно стало.

В кармашек жилетки полезла, монетку первую же попавшуюся взяла. Серебряник оказался. Значит, судьба. Протянула ей, проверяя на слепоту. Не реагирует. В руку вложила.

Бабулька без зазрения совести на зуб попробовала, удивилась.

— Спасибо, дочка.

— Дареному коню в зубы не смотрят, — фыркнула я раздосадованная.

А если бы медяк? Не взяла бы, побрезговала?

Поспешила дальше, чтобы не слушать ворчаний. Народ вообще не воспитанный, в чем убедилась на следующем повороте. Когда меня чуть с ног не сбил толстый мужик. И даже не извинился.

Плетусь, рот на все разеваю в поисках лавки или магазина какого — нибудь. Решила поспрашивать прохожих.

— Госпожа, две улицы прямо и направо, там увидишь, — пробормотала розовощекая кухарка на ходу.

Сделала шагов десять, меня окликнули.

— Госпожа, — подскочил мальчишка лет двенадцати. Одет относительно прилично. Волосы чистые, каштаном поблескивают. — Ты неместная?

— А не похоже?

— Прогуливаешься, — отвечает с укором. — Кто без дела, тот нездешний. Проводник не нужен тебе? А то заплутаешь.

— И сколько возьмешь за услуги свои?

— Три медяка, — улыбается.

Протянула серебряник. Так… а у меня вообще есть, эти копейки медные? Или только серебро да золото? Что — то я не обратила внимание на это, когда брала размен за камни у разбойника.

Повел в подворотню. Остановилась.

— Э нет, дорогой, — говорю строго. — Ты меня сейчас заведешь в засаду. Я до рынка знаю дорогу. Ты мне лучше там подскажешь, где что продается.

Фыркнул. Мальчишка с характером.

Дошли до нужного перекрестка и там направо, как кухарочка сказала. Длинная улица усеяна нищими, просящими подать. А дальше площадь виднеется с массами народа. Сразу шум и гам поднялся. Колесный транспорт вокруг скрипит, копыта о камень стучат, лошади жрут, бабульки бранятся.

Карета навстречу, из — под колес едва успевают убраться, устроившие посиделки местные бомжи. Русский матерный витает в воздухе. Я таких слов еще не слышала.

Мальчонка мой за руку взял да так нагло, что я и опомниться не успела, тащит через суету. В нос ударила мерзопакостная вонь.

Мимо меня проезжает карета. Из окошка женщина смотрит. Наши взгляды встречаются четко. Очень красивая, глаза ясные светло — зеленые, волосы вьющиеся рыжие, кожа белая. Вылетая французская певица. На шее блеснуло ожерелье разноцветными камнями с вишню каждый.

Карета дальше поехала, мальчишка за руку тянет. А у меня в голове ее фотография осталась: молодая, красивая девушка с печальными глазами, будто птица в клетке. Посмотрела на меня с завистью, хотя по одной карете можно судить, что живет безбедно.

Будто в подтверждение моих слов, за каретой пронеслись всадники. Рыцарей пятнадцать. И у всех доспехи необычные, блестят так ярко и мощно… На меня никто даже внимания не обратил. Я мышь серая в походном невзрачном платье и с мальчиком за руку.

Птица в клетке… эта мысль не отпускает. Дошли до рынка. Лавки рядами, как и везде. Самый оптимальный вариант для массовой торговли.

— Что ты ищешь? — Спросил мальчишка.

— Пока не знаю, — пожимаю плечами. — Ты будь рядом, хорошо?

Кивнул. Пошла вперед. Булочками запахло, мясом. Еду продают. Несколько рядов продуктов миновала, чтобы до вещевой части рынка дойти. Устремилась на цветное, как ворона. Люди толкаются. Сперва подумала, что это хроническое крестьянское хамство. А оказалось дело в другом. Тесноту создавали господа, что тоже шастали по рынку с охраной, которая нагло толкала всяких кухарок и проходимок вроде меня.

— Расступитесь! Разойдитесь!

— Дорогу графине!

— Дорогу виконтессе!

— Дорогу баронессе! — Крикнула я, не выдержав очередного хамства со стороны наемников разодетой госпожи.

Мужчины расступились в недоумении. Когда я злая, выгляжу очень опасно. Уверена в этом. Перед зеркалом репетировала.

У одной лавки довольно большое скопление охраны разных мастей. Через плотную стену мужчин вижу мелькающих особ в красочных платьях. Зашли в большую лавку с бальными платьями и выбирают себе новые наряды.

— Я предпочитала раньше шить на заказ, — говорит одна другой тоненьким певучим голоском.

— У Боска шикарные платья, — отвечает ей женщина постарше. — Их возят из Заморья.

— Да, почтенные леди, — подхватил щупленький мужичек. — Весь товар пришел из портов Вифии. А дальше три месяца пути, чтобы вы увидели это чудо.

— Великолепно! — Восклицает еще одна дамочка.

Да тут целый цветник собрался. Пытаюсь прорваться. Мне преграждает путь охрана.

— К графине Селесте не велено пускать, — пробурчал крупный усатый мужчина, вылитый монгол.

— А я и не к ней! — Рычу. — Лавка общая!

— Что за суета?! — Раздалось грозное. Передо мной предстал рыцарь метра в два ростом. Глаза хмурые, но добрые. А на кого ему злиться, если все такому громиле уступают?

— Баронесса Валерия Балейская, к вашим услугам, рыцарь, — выдала, глядя на него исподлобья. — Лавка общая, хочу посмотреть товар. Или это владения графини?

— Баронет Норд Ирнский, — Поклонился. — Рыцарь…

И бла — бла — бла. Орден такой — то вассал того — то. Мне по большому счету плевать на него. Хочу платья посмотреть, пока эти куры все не раскупили!

Посмотрела на него пытливо. Пропустил.

Расфуфыренные дамы на меня покосились.

— Норд! — Раздался грубый, но женский визг. — Какого бескрылого владыки?!

— Миледи, она…

— Лавка общественного пользования, — рычу, покосившись на нее.