Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ста семидесяти пяти не было и в помине, — расстроенно пробормотала она.
Неужели она посчитала неудачей такой великолепный удар? Отец Ллойда мудро предпочел больше не играть, и вскоре они направились домой, а Катерина с Амосом перешли через мостик и повернули в другую сторону.
— Как ты думаешь, ей просто повезло? — спросил Ллойда отец. — Тебе нужно было бы попросить ее повторить удар.
Задумавшись, отец покачал головой.
— Возможно, вторым ударом она отправила бы мяч на сто семьдесят пять ярдов, — усмехнувшись, он снова покачал головой. — И недурна собой.
Ллойд пробормотал что-то невнятное.
— Вы с ней дружите?
— О, я бы так не сказал.
— Только не играй с ней в гольф.
Со времени той короткой интерлюдии с Катериной прошла целая жизнь. Но, по-видимому, то лето навсегда осталось у него в душе, и письмо Катерины живо воскресило воспоминания. На присланных фотографиях по-прежнему можно было узнать девушку, какой она когда-то была: все те же короткие волосы, все та же насмешливая улыбка. Но какой она окажется во плоти?
* * *
Внимание Ллойда, стоявшего у окна в фойе гостиницы «Уайтхолл», отвлек портье, пытавшийся всучить какие-то билеты двум туристам, которые этого явно не хотели. Но только он снова повернулся к окну, у него за спиной раздался чей-то голос:
— Ллойд?
Он вздрогнул от неожиданности, и это помогло: все заготовленные заранее фразы начисто вылетели из головы. Они молча стояли, глядя друг на друга. Катерина подставила щеку для поцелуя.
— Надеюсь, это номер для курящих, — сказала она, когда Ллойд подвел ее к портье.
Это оказалось не так. Свободных номеров для курящих больше не было.
— Должно быть, мне достался последний, — виновато промолвил Ллойд.
— В таком случае все в порядке. Нам и одного хватит.
Ллойд остался ждать в фойе, пока Катерина поднялась к себе, чтобы разобрать вещи. Она по-прежнему оставалась гибкой и подвижной, слегка повзрослевшая девушка, женщина. Женщина, которая прилетела в Чикаго, чтобы провести с Ллойдом несколько дней. Воссоединение после стольких лет. Каким естественным получился поцелуй в щеку…
Когда Катерина спустилась вниз, они отправились в бар и выпили по бокалу вина, затем еще по одному. Потом вышли на улицу и прогулялись по Мичиган-авеню. Ллойд сказал, что завтра они сходят на Военно-морской пирс. Пообедав в ресторане гостиницы, они снова устроились в баре, где курение все еще было разрешено. Еще вино и милая болтовня ни о чем. Разумеется, они не говорили о Монике. Напрямую.
— Ты еще носишь обручальное кольцо.
Взглянув на свою руку, Ллойд с удивлением увидел тонкий золотой обруч, который столько лет назад надела ему на палец Моника.
— От своего я избавилась тогда же, когда рассталась с тем, кто мне его надел, — продолжила Катерина.
— Что произошло?
— Он оказался мерзавцем. Разумеется, я сравнивала его и всех остальных мужчин с тобой.
— Да ну тебя.
Она посмотрела ему в глаза:
— Это действительно так.
Ее слова просто не могли быть правдой, но все же было приятно думать, что она говорила искренне. Был уже двенадцатый час ночи, когда они наконец поднялись наверх. Их номера были на одном этаже.
— Очень удобно, — заметила Катерина. — Я смогу заходить к тебе покурить.
Она отперла дверь в свой номер, и Ллойд заглянул внутрь, словно проверяя, достойна ли ее эта комната. Теперь, когда Катерина снова подняла лицо, он поцеловал ее в губы. Она оттолкнула его от себя:
— Я загляну к тебе попозже. Покурить.
Она пришла в пижаме, поверх которой был накинут махровый халат с логотипом гостиницы. Щелкая зажигалкой, Ллойд поймал себя на том, что у него дрожат руки. Посмотрев на него, Катерина взяла его руку и поднесла пламя к кончику своей сигареты.
— Вдвоем от одной спички, — пробормотала она.
Меньше чем через десять минут они уже лежали в кровати. Перед тем они успели поговорить о прогулках вдоль ручья; Ллойд вспомнил, как целовал ее, вспомнил тот вечер, когда они сидели на кушетке у нее дома.
— Не хочешь немного подурачиться? — предложил он.
Эти слова выскользнули у него как-то сами собой. Именно с них неизменно начинался секс у них с Моникой.
— А я думала, ты никогда это не спросишь.
Катерина подошла к кровати, скинула халат и — невероятно — сняла и пижаму. Она присела на край, а затем откинулась назад.
Большую часть следующих трех дней они провели вместе в постели, лишь изредка выходя на улицу. Быстрое посещение Военно-морского пирса показалось им наказанием, призванным оправдать поспешное возвращение домой. Устроившись в другом номере, они лежали рядом, обессиленные и удовлетворенные.
— Я всегда любила тебя, Ллойд.
Он не сразу нашелся, что сказать.
— И я тоже.
— Нарцисс.
— Ты же знаешь, что я имел в виду.
— Скажи вслух.
Ллойд подчинился. Но, произнося эти слова, он понимал, что говорит неправду, что этого не может быть. Его сразила наповал податливость Катерины, то, что она вытворяла в постели, и когда он остался один, у него проснулась совесть.
* * *
— Что это за медальон? — спросила Катерина.
Усевшись на него верхом, она потрогала висящий на груди медальон.
— Его подарила мне мать.
— О-о-о.
— Это чудодейственный медальон.
— Не сомневаюсь в этом, — сказала она, легко ущипнув его.
Вся та вера, что была у нее, улетучилась давным-давно.
— Ты все еще веришь в это? — спросила она.
— Да.
Ллойду не хотелось говорить с ней о религии. Только не так. Ни в коем случае. Он жалел о том, что Катерина заметила его. Этот медальон действительно подарила ему мать, когда он впервые пошел к причастию в возрасте десяти лет. С тех пор он носил медальон постоянно, снимая его только в редчайших случаях — например, когда приходилось делать флюорографию. Надо было снять его и перед тем, как лечь в постель с Катериной, но на это все как-то не хватало времени.
— Во всё, целиком и полностью?
Она имела в виду католицизм. Ллойд кивнул.
— В частности, и в то, что для нас грех заниматься тем, чем мы занимаемся?
— Быть может, именно потому это так приятно.
Хо-хо, веселая шутка, однако Ллойду было вовсе не смешно. Вот уже несколько дней ему удавалось гнать прочь подобные мысли, однако насмешки Катерины над медальоном и то, чем они занимались в постели, пробудило у него внутри ревущий глас совести. Ллойд получал наслаждение от каждого мгновения, проведенного вместе, но в то же время ему нестерпимо хотелось поскорее посадить Катерину в такси, едущее в аэропорт. Как только она исчезнет, он отправится в церковь Святого Петра на Мэдисон-авеню, где с утра до позднего вечера выслушивают исповеди, так что священники уже, должно быть, привыкли к рассказам о самых разных грехах.