Узнику хотелось кричать от холода и потрясения, но его охватило неимоверное облегчение. Он сделал это. Он выжил.

Он обратил лицо к восходящему солнцу и сделал глубокий судорожный вдох. «Я жив! Я жив! Я выберусь отсюда!»

– Господь с тобой, брат, – сказал патер Том. – Твое служение принесет нам спасение.

Узник не видел, как они подошли, но сейчас рядом с ним в воде стояли еще два человека, и он осознал, что что-то не так. Он попытался направиться к берегу. Но один из них схватил его за плечи, а второй склонился, уйдя под воду.

Узник почувствовал, что что-то сдавливает его тело, но не понимал, что это, пока не погрузил руки в воду.

Это была толстая длинная цепь, туго обвившая его талию, и патер Том защелкнул висячий замок, скреплявший ее.

Мужчины отпустили узника и отошли назад.

«Ты сказал, что отпустишь меня, что я начну новую жизнь!» – завывал голос в глубине его сознания. Узник стиснул зубы, ощущая прилив черного отчаяния от осознания того, что его ждет.

– Да благословит тебя Бог, святой! – произнес патер Том и столкнул его с края бездны.

Последнее, что увидел узник, – это тяжелый железный груз на конце цепи, увлекающий его вниз, и слабые проблески рассвета в воде наверху.

«Так холодно…»

Он ощутил, что опускается на дно среди белеющих костей. Легкие болели и пульсировали, и он внезапно вспомнил, как ребенком просыпался от кошмаров. Последнее, что пронеслось в его памяти – самое последнее, – это шепот матери: «Тише, малыш. Теперь все хорошо».

Когда звонит мой личный телефон, я проверяю, от кого звонок. Укоренившаяся привычка. На этот номер я принимаю звонки только от шести человек. Конечно же, это Сэм Кейд. Маленький пузырек тепла лопается у меня внутри, когда я нажимаю кнопку и подношу телефон к уху.

– Привет, незнакомец, – говорю я, слыша мурлыкающие нотки в своем голосе.

– И тебе привет, – отвечает он с такой же хрипотцой. О, этот подтекст. Так сексуально! – Как дела?

– В данный момент? Совершенно никак, – говорю я и зеваю. Сейчас половина четвертого утра, и я уже три часа сижу в этой выстывшей машине, взятой напрокат, – если не считать короткой вылазки в соседний магазин, чтобы сходить в туалет и купить огромную порцию кофе, о которой я еще пожалею. – Я жду, чтобы этот тип начал действовать.

– Действовать как?

– Хороший вопрос.

– Ты не хочешь мне говорить? – В его тоне слышится удивленная усмешка.

– Ну, ты понимаешь, пока я не буду знать точно… Кстати, а что же ты не спишь в такой поздний час? Или ранний? Какой вариант правильный?

– Ранний. Мне нужно подготовить кое-какие бумаги на день, – отвечает Сэм. – Кстати, дети всё еще крепко спят. Я проверял.

Мои дети – моя жизнь, и он знает это. А еще Сэм хорошо знает, что он один из весьма немногих людей, кому я доверяю своих детей. Моя дочь, Ланни, в том сложном возрасте шестнадцати лет, которые ощущаются ею самой как двадцать. Мой сын, Коннор, слишком взрослый и одновременно слишком юный для своих тринадцати лет. Мои дети – не самые простые в общении люди.

И у них нет причины быть простыми. Они уже половину жизни несут тяжкое знание о том, что их отец был маньяком-убийцей, и не менее тяжкую ношу несправедливой людской ненависти – просто потому, что они его дети. Я хочу защитить их от всего мира. Конечно, я не могу этого сделать, но все еще хочу попытаться.

– Ты приедешь домой к шести? – спрашивает меня Сэм, и я вздыхаю. – Ладно, вполне честно. Ты хочешь, чтобы я перед уходом разбудил Ланни?

– Да, лучше включи это в свои планы. Мне не верится, что она встанет по будильнику и разбудит Коннора. Я напишу тебе сообщение, когда буду выезжать. – Мне хотелось бы дать моим детям поспать подольше. Им нужно вставать в семь, но для подростка лишний час сна – все равно что десять часов для меня.

Никто из них не захочет просыпаться, и еще меньше они захотят идти в школу, но они привыкли сталкиваться с неприятными ситуациями. Я наотрез отказалась переводить их на домашнее обучение. Их жизнь будет невероятно трудной, учитывая прошлое нашей семьи. Я хочу, чтобы они уже сейчас научились, как с этим справляться, а не жили, укутанные в вату, до восемнадцати лет, словно ценные фарфоровые куколки.

Вокруг водятся монстры.

Психотерапия несколько помогла нам всем. Я на несколько месяцев записала детей на индивидуальную терапию, потом на совместную, а мы с Сэмом посещали другого терапевта – как пара. Теперь мы раз в две недели ходим все вместе на семейные сеансы, и я осмеливаюсь думать, что все становится… лучше.

Если б еще не тот факт, что сам город ополчился против нас.

Я не совсем уверена, что именно заставило обитателей Нортона категорически невзлюбить нас. Может быть, причиной тому ненамеренная, но затяжная война Сэма с бандой влиятельных жителей окрестных холмов, промышляющих наркодилерством. Отчасти виновата я – потому что согласилась на то проклятое телеинтервью. Обстановка чрезвычайно накалилась.

Это побудило некоторые СМИ еще сильнее взбаламутить стоячие воды Стиллхауз-Лейк. Мне казалось, что я делаю хорошее дело, но в итоге я словно высыпала на себя контейнер с мусором, лежавшим там десять лет.

Интернет-тролли возобновили свои нападения – неустанно и зловеще-радостно, как обычно. Мне всегда было трудно понять, что они получают от попыток разрушить мою жизнь, но надо отдать им должное: они очень настойчивы. Недавно я нашла на одном форуме сообщение, в котором говорилось, что их цель – заставить моих детей совершить самоубийство в прямом эфире, перед камерой. Это просто зашкаливающий уровень социопатии, однако сомнений нет: такое тоже существует. И, как ни тревожно, это не редкость.

Это те, с кем нам приходится иметь дело ежедневно. Не хочу называть их монстрами: они просто скучающие, злые, лишенные эмпатии люди, которые просто избрали меня мишенью для своей злобы. В конце концов, я была замужем за Мэлвином Ройялом, известным серийным убийцей. Он убивал женщин ради забавы, так что, должно быть, я тоже каким-то образом за это в ответе. Нет, рой вездесущих троллей – не монстры. Я знаю монстров. Я сталкивалась с ними непосредственно – в том числе и с Мэлвином.

Я убиваю монстров. И пусть лучше они имеют это в виду.

Я разговариваю с Сэмом примерно полчаса, наслаждаясь теплом и уютом и загоняя поглубже отчаянную потребность побыть с ним – но мы оба знаем, что сейчас это невозможно. Из-за того, что косные жители Нортона по большей части отвернулись от нас, Сэма больше не нанимают на строительные работы, и ему приходится ездить на заработки все дальше. И чем дольше поездки, тем меньше времени он бывает дома.

Я работаю на иногороднее детективное агентство, которое дает мне разнообразные задания в пределах той дальности езды, которую я обозначила сама. Я могу отказаться от того, с чем не в состоянии справиться или что мне не по душе. Но платят там хорошо, и я честно выполняю свою работу.