Сзади заулюлюкали, засвистели, затопотали, но он уже несся по тропе – весь перекособоченный от пинков, окровавленный, жалкий. Он бежал, неуклюже выкидывая ноги, едва сдерживаясь, чтобы не завизжать от ужаса, как какая-нибудь малолетняя герла. Было больно, но не разбитый нос и ушибленные ребра доставляли ему нестерпимые мучения – ему было ужасно стыдно. Стыдно, что он – умный, знающий грамоту, умеющий то, что не умеет ни один человек в Парковом племени, да что там в Парковом, во всех племенах Сити никто не понимал смысла прочитанного так, как понимал его Книжник – бежал, как крыса от диких котов, от тупых, но зато сильных придурков. Ноги сами несли его прочь и Книжник ничего не мог поделать. Он знал понятие, которое подходило к происходящему – его гнал прочь инстинкт самосохранения, но слово, которым характеризовалось его поведение, звучало куда как хуже – трусость.

Топот ног его преследователей с каждой секундой приближался – Нога, Облом и Свин слова из букв не складывали по причине незнания букв, но зато превосходно бегали и умели загонять добычу.

Книжник спиной почувствовал, что сейчас его схватят, резко свернул с тропы, проломившись через хилую поросль молодого осинника и, запнувшись о скрытый в траве пенек, полетел вперед головой по покатому склону.

Сзади захохотали, снова раздался пронзительный свист.

Книжник проделал умопомрачительный кульбит, пытаясь удержаться на ногах, проехался физиономией по земле, кувыркнулся несколько раз, окончательно потеряв ориентацию, и тяжело рухнул во что-то мокрое, горячее, липкое, пахнущее разъятой плотью и фекалиями. Он попытался закричать, но не смог, завозился, словно полураздавленный жук, высвобождаясь из каких-то скользких жгутов, сковывающих движение и таки выскользнул.

Глаза пришлось продирать, ресницы слиплись. Неприятная жижа была даже во рту. Книжник стал на четвереньки и увидел перед собой распоротое брюхо дира, в которое он влетел при падении, спутанный клубок сине-красных кишок, из которых он выпутывался, запрокинутую голову рогатого зверя с торчащим между губ темным языком, и понял, чем полон его собственный рот.

Его вырвало – раз, другой.

Голоса преследователей внезапно смолкли.

Книжник обессиленно привалился к туше, стирая с лица густую массу из звериной крови и содержимого распоротых кишок, и увидел Вождей, стоящих в двух десятках шагов от него. Они не бежали, не пытались достать беглеца, просто замерли на месте с оружием в руках, но стволы смотрели не на жертву, а в землю.

Между Вождями и Книжником, расставив ноги на ширину плеч и явно готовый к прыжку, стоял человек в высоких ботинках и камуфляжной куртке с капюшоном, невысокий, рыжий, коротко стриженый. В ладони его правой руки был зажат устрашающего вида тесак, огромный и окровавленный. Левой рукой (этого Книжник сразу не заметил) он держал пистолет, ствол которого тоже смотрел в землю, но по тому, как стоял человек, как были согнуты в коленях его ноги, развернуты плечи, было понятно, что через доли секунды, если будет на то причина, прозвучит выстрел.

И этот выстрел будет точным.

Вожди молчали.

Человек молчал.

Книжник понял, что и ему не стоит открывать рта.

– Это наш дир, – сказал наконец-то Облом. – Это мы его загнали…

Человек ничего не сказал и даже не пошевелился.

Книжник смотрел на него со спины и вдруг с ужасом увидел, как из капюшона камуфляжной куртки выскользнуло что-то рыже-черное, хвостатое и быстрое. Миг – и зверек замер у человека на плече столбиком.

– Белка…

Теперь Книжник сообразил, кто стоит между ним и Вождями.

Белка.

Он не видел ее с прошлой осени.

Ее называли так за рыжий цвет волос, крупноватые зубы и страсть к лазанью по деревьям – она с такой ловкостью прыгала с ветки на ветку, что у наблюдавших невольно замирало сердце.

Потом Белка нашла разоренное воронами беличье гнездо, выкормила одного детеныша и тот не сходил с ее плеча ни днем ни ночью и даже спать укладывался в капюшон ее штопанного-перештопанного худи.

Ловкость помогала ей в играх, она предпочитала общество мальчишек, а не пресную компанию сверстниц, и мальчишки воспринимали ее нормально.

До определенного возраста воспринимали. А вот дальше…

Закон есть закон. Когда вместе с кровями она из кида стала герлой, все изменилось.

Случилась история, о которой Вожди не любили вспоминать, и Белка исчезла из племени.

Совсем.

Регулярно появляться в Парке она перестала примерно три зимы назад, после смерти Сунь-Вынь. Говорили, что у нее есть логово где-то неподалеку, но выследить ее не получилось.

После того, как Проныру нашли висящим вниз головой на старом вязе у карусели, желающих искать убежище Белки не находилось.

Вожди, тогда еще другие, смирились с тем, что она – отрезанный ломоть. Держать такую среди герлов – как играть с гранатой, а какие ублюдки могли от нее родиться, так это и самому Беспощадному неизвестно. Зачем портить уклад?

В общем, она была сама по себе, племя – само по себе и это устраивало и Белку, и Вождей.

Когда старые Вожди встретились с Беспощадным и власть над племенем получили Облом, Нога, Свин и Бегун, Белка появилась в Парке в последний раз, наверное, чтобы еще раз намекнуть: держитесь от меня подальше!

Тогда-то ее и видел Книжник.

Он помнил ее еще кидом – маленькую, угловатую, быструю как молния. Их матери, пусть о них забудет Беспощадный, жили рядом, и Книжник одно время даже дружил с Белкой.

Но это было до того, как Сухорукий научил его читать и единственными друзьями Тима стали книги. То есть очень давно, больше десяти зим назад. Книжник не был уверен, помнит ли девушка его. Особой надежды на это не было. Но, если даже и помнила, что это меняло? Ровным счетом ничего. В мире, где ребенок с первых минут познает горькую истину, что жизнь действительно коротка, детская дружба – не сильно ходовой товар.

– Слышь, Белка, – осторожно выговорил Свин, стараясь не делать лишних движений. – Ты, это… Отдай. Это ты, того…

Свин никогда не был оратором, но в этот раз он превзошел самого себя. Книжник буквально физически ощутил, что этот массивный, как матерый кабан, низкорослый парень чувствует себя не в своей тарелке. Свин, наверное, помнил, как выглядел Проныра, висящий вниз головой на дереве, и какой поганой смертью умер Сунь-Вынь, и поэтому вел себя скромно.

– Тебе не утащить всю тушу, – примирительно сказал Облом. – Бери себе кусок – любой, какой захочешь – и вали.

Белка продолжала молчать, а вот зверек на ее плече издал громкий щелкающий звук – недружелюбный, чтобы не сказать угрожающий.

– Ты же не хочешь с нами драться из-за мяса? – спросил Нога.

Белка повела плечом и зверек, сидящий на ее плече, мгновенно шмыгнул в обратно в капюшон.