Сглатываю, судорожно сжав пальцы. Это уже ни в какие ворота! Он не посмеет меня так унизить, не посмеет! Я, Моника Калдер — его подчиненная, а не личная служанка, не рабыня!

— Давай, зайчонок, — он прикуривает, не глядя на меня, как будто говорит о чем-то само собой разумеющемся. — Сделай это. Приведи их в порядок. Тебе же за радость, я знаю.

Но ужаснее всего, что, вместо того, чтобы гневно послать его и хлопнуть дверью кабинета, я на ватных, негнущихся ногах подхожу к столу. Подхожу, словно двигаясь сквозь туман, не чувствуя под собой пола…

Его берцы из черной грубой кожи, которые он даже не потрудился убрать с заваленной бумагами столешницы, безупречно чистые. Ботинки с высокой шнуровкой крест-накрест — часть уставной формы полицейских, точно так же, как темно-синий китель, брюки с тонкими красными лампасами и белоснежная рубашка с шевроном на плече.

Золотой доберман на черном. Доберман — символ доблестной полиции Предьяла.

Униформа, которая на большинстве сотрудников смотрится довольно нелепо, сидит на Касторе Трое, как стильный костюм от именитого кутюрье.

А вот мне форма не положена — на работу я хожу в гражданском и сегодня я в черном платье с кружевным воротничком. Его моя бабушка носила, когда училась в колледже. Только вот беда — несмотря на приличную длину и мешковатость, оно имеет обыкновение задираться как-то совсем уж неприлично.

С трудом сдерживая слезы унижения и злости, я склоняюсь над его ботинками, проходя по и без того блестящей черной коже полиролью, всем своим существом ощущая его близость и его взгляд.

Внизу живота тугим клубком залегает что-то обжигающе-горячее и… стыдное. Будто бы невзначай он чуть поднимает руку, расслабленно лежащую на подлокотнике кресла, и моя грудь касается его кисти. Вмиг отреагировав на мимолетное прикосновение, соски твердеют и начинают ныть.

Вверх-вниз губкой для обуви по черной коже его возмутительно-агрессивных берцев. Ведь они должны блестеть, как зеркало…

Вверх-вниз перекатывается в моем животе раскаленный свинцовый шарик мучительно-сладкого желания, подбирающегося к налившимся густой, тягучей влагой складкам лона.

— У тебя на удивление классно получается, зайчонок, — Кастор Трой кривит тонкие губы, по-хозяйски лапая мою грудь, которая так приятно и полновесно ложится в его ладонь. Он сжимает и стискивает оба полушария, а я прикусываю губу и опускаю ресницы, боясь, что сейчас хлопнусь в обморок. — Тебе не в шлюхи надо было идти, а в чистильщики обуви. Ну, эти, которые на улицах, знаешь? Заработала бы на этом целое состояние, и не пришлось подвергаться таким моральным страданиям… Или ты не страдаешь, а, Моника?

Указательным и средним пальцами он сжимает и прямо сквозь ткань платья и кружево бюстгальтера до боли выкручивает мой сосок, отчего я выгибаюсь и едва сдерживаю рвущий внутренности позорный визг.

— Я не шлюха! Отпусти меня, я больше не могу… Хватит!

— Учитывая кой-какие твои секретики, вряд ли отдел по борьбе с нравственными преступлениями согласится — ты и сама знаешь, какие эти святоши на расправу скорые, — Трой вдруг убирает ноги со стола, а в следующее мгновение я оказываюсь сидящей у него на коленях — спиной к нему. — Если узнают, конечно. Но они не узнают, правда? Ты же будешь продолжать делать все от тебя зависящее, чтобы не узнали?

Прямо сквозь разделяющую нас одежду — сквозь мое откровенно-старомодное бабушкино платье и его форменные брюки я чувствую его член. Он упирается прямо в мой зад, чуть ниже того места, где между судорожно сведенных ляжек мокнет, насквозь пропитавшись текущей из меня влагой, тонкая полоска моих трусиков.

— Иди к чертям собачьим, сукин ты сын! — полувсхлипываю, с трудом удерживаясь, чтобы не начать двигать бедрами по его бедрам, по его твердому члену, и вместо этого пытаюсь вырваться.

Офицер Трой находится в прекрасной физической форме — он играючи выкручивает мне руки, в корне подавив малейшую попытку сопротивления.

— Как смеете вы разговаривать с начальством в подобном тоне, мисс Калдер? — в издевательском голосе Кастора — колючие ноты и, опаляя мою кожу жарким дыханием, по-вампирски острыми зубами он прикусывает мою шею.

Извиваюсь от боли, которая мешается с нездоровым, извращенным возбуждением, и панически дергаюсь, пытаясь выбиться из его стального захвата. Между моих ног горячо и мокро — отвратительно и так постыдно испытывать такое с этим мужчиной.

С самого первого взгляда я знала, что от него нужно держаться подальше. Но и подумать не могла, что когда-нибудь он обратит свое внимание на меня.

— Ладно, будь по-твоему, золотце, — Кастор Трой неожиданно отпихивает меня, но в его голодном, алчущем взгляде пляшут сумасшедшие черти. — Когда до тебя дойдет, какую яму ты себе вырыла, и ты на коленях приползешь ко мне исправлять положение, учти — одной полиролью ты не отделаешься. Тебе придется вылизать их своим чудесным маленьким язычком. И не только их, по правде сказать.

Глумливо указав взглядом на свои ботинки, он бросил «Проваливай, зайчонок!», и я, как ошпаренная, выскочила за дверь, наконец-то дав волю горючим слезам и сжирающему меня стыду.

Новая метла по-новому метет

Я бы тебе тихо спела

Голосом ангела про любовь,

Для тебя бы заря заалела

И тьма отступила вновь,

Я бы тебе танцевала,

Пока ты не скажешь «Довольно»,

Я бы тебя целовала,

Утешала, когда тебе больно.

Я бы тебе свою нежность дарила

В платье свадебном белом,

Я всем сердцем тебя полюбила -

Все для тебя я сделаю!

Может быть, это не самые лучшие и красивые в мире стихи, но я сочинила их сама, и они идут от моей души.

Да, Итан, я все-таки пишу тебе. Это так страшно, так волнительно, но так… правильно. Я просто это чувствую. Тому, что я испытываю, слишком тесно внутри — оно переполняет меня без остатка. Так тесно, что порой я не могу дышать и просто плачу.

Поверь, я никогда не решилась признаться, но молчать больше не могу. Если бы я говорила все это вслух, то просто умерла от стыда, но этому листу бумаги и тебе я могу доверить свое самое сокровенное. То, что не в силах сказать словами.

Итан, ты — самый чудесный, мужественный, порядочный и замечательный человек, которого я знаю. Самый добрый, мудрый и благородный! Я люблю тебя давно. Люблю огромной и светлой любовью и всей своей душой. Ты — именно тот, кого я ждала всю свою жизнь. Ты — мой человек, единственный мужчина, который способен сделать меня счастливой!

Я не прошу ответа или взаимности… Просто хочу, чтобы ты знал, что есть на свете девушка, которая тебя любит и будет любить всегда, что бы ни случилось.