уже есть радость в самой высшей бесконечной степени экзальтации. Человек – это радость в абсолюте. Тогда, что делает человек, который зависим от пьянства или практикующий выход в Нирвану? Если радость «ищет себе безопасный путь в болоте», благодаря коему радость не изменяет себе и остается радостью-счастьем среди этого ада, то альтернатива сему несколько иная. Человек как бы убивает этот лес или высушивает болото, ибо плоть для него зло – проводит зло. И борьба со злом становится двойственной: либо плоть свою убивает, пытается обуздать насилием, либо исключает всякий контакт со злом. Если судно получило пробоину в днище, то с этой секунды из добра тут же превращается в зло – вместо того чтобы беречь человека от глубокой воды, корабль сам тащит на самое дно за собой всю команду. Либо от корабля над срочно избавляться, ибо он зло. Либо убрать воду. Вот почему алкоголизм – это болезнь, пришедшая из Византии, ибо образ жизни тех населявших страну людей, был инородным богообщению личностей.

Все они просто отсекают все то, то мешает этому счастью, то есть нейтрализуют боль либо ядом, либо бездействием. (От сюда же и «есть человек – есть проблемы, нет человека – нет проблем»). Сознание, чтобы пребывать в своем первозданном счастье, отсекает от себя все, что покушается на радость бытия, а также пресекает то, через что это покушение. И это нормально, так должно быть, ибо в этом подобие недосягаемости Богу. Не нормальным становятся пути и способы этого отсечения. Естественным очищением может быть только тяжёлый физический труд. Что-то иное – зло и яда алкоголя – в том же числе.

Природа молитвы.

Молитвенник. Так как его путь есть само естество жизни, то им может идти без особых усилий даже ребёнок, у которого в образе недосягаемости для трудностей нет никаких достоинств для борения. Это такая природа пустоты или отсутствия тяжестей. Он не делает усилие воли даже в постах и трудах (что, кстати, есть нормальный порядок вещей). Произносит слова молитвы и все. Питается Богом. Бог – абсолют в бесконечном максимуме во всем и в трезвении-трезвости – в том же числе. Мы пребываем в пределах родственного нам Его естества в абсолюте. И, хотя мы во всей полноте родства Ему, Он все же абсолют и, как абсолют, всё же инороден. Но более всего родственный. А потому в контакте с Ним инородным постепенно становится и само сознание, ибо перенимает на себя свойства Творца. Пусть не в той степени абсолютности всего, но инородность в пределах безопасного напряжения природы уже присутствует и потому возникает противоречие, в пределах коего начинается активация токов эволюции: движение одного к другому – к большему подобию Ему. То есть в молитве автоматически появляется вычленение сознания в отдельную область без разрушения цельности организма. Но этот выход из себя не усилием воли и ума, как сие естественно в практике Нирваны, и не как при алкогольном опьянении. Но, в отличие от них, тело не отсечено действием яда или упражнением йоги, а следует за сознанием в ту же сторону – к Богу, к Его совершенству и даже к вечности в земном выражении. Всё становится так, как сие было задумано Им, а потому только такой порядок вещей является нормой.

С другой стороны, яды также бывают разными и в малых пределах они действуют благотворно. На теле организма бывает вычленяется инородная жизнь. Оная не подчиняется процессам внутри нас и становится самостоятельной, вытягивая из организма энергию. Паразитирует на здоровом теле. И, если эту инородную жизнь не убить, то постепенно человек угаснет и может умереть. Эту инородную жизнь называют болезнью. Так вот для этого нужны яды в малых дозах. Инородная жизнь-паразит хоть и вытягивает из здорового силы, но остаётся слабее своего донора, а потому под действием ядов в малых дозах гибнет, а сам донор остается. Ядами в малых дозах может быть всё. К примеру, в ледяной воде жить не возможно, но несколько секунд в проруби действует оздоровляюще. В жарко натопленной бане жить невозможно, но 5-10 минут парилки действует оздаравляюще. Змеиный яд, физические нагрузки и так далее. После «потребления» яда нужно набраться сил и восстановиться. И, наверное, есть смысл указать на саму Голгофу Христову, прообраз которой несут в себе яды малой дозы.

На Божественное происхождение души указывает нам следующее наблюдение. Если вы участвовали в продолжительных Крестных Ходах на великие церковные праздники, то могли заметить, что молитва, состоящая из двух-трех слов не угнетает ум. Распев её, повторяемый тысячи раз, не тиранит разум на протяжении может быть даже целого дня или месяца. А вот какой-нибудь мелодичный напев уже после десяти-двадцати минут вызывает отвращение. Эта мелодия сначала ласкает слух, а затем уже острота переживаемой эйфории удовольствия уходит и от прежнего чувства не остается и следа, на когда-то любимую, хорошую мелодию люди перестают обращать внимание. Почему? Дело в том, что надо отделять то, что естественно для природы человека от противоестественного. То, что естественно, то, даже если будет иметь самый скверный вид, не будет отторгнутым. Даже если придётся много трудиться в поте лица, чтобы данное естество освоить своим организмом. А если инородна природе человека, то даже самый прекрасный и привлекательный вид становится травмой психики. И отторжение – это такая реакция организма на инородное воздействие. Также как, если вам сапог натирает пятку, то на ней появляется мозоль, благодаря коей человек перестает чувствовать дискомфорт при ходьбе. Сапог, хоть и удобен, и как-то защищает, но он мертвый и потому инороден, из-за чего такая реакция на него у живого тела. Точно также, как ни странно, но хорошая мелодия – это покушение на психику человека, а потому и к ней тоже вырабатывается иммунитет, то есть появляется «цтолщение кожи, мозоль» в психике. То, что музыка тиранит дух заметно и в иных ситуациях, к примеру, во время марафонского забега.

«Вот как об этом говорят нам древние. Древнегреческий Гомер по-разному раскрывает нашу тему в своих творениях. К примеру, «Сирены чарующими песнями заманивают плывущих мимо путников, которые забыв всё на свете, подплывают к волшебному острову и погибают вместе с кораблями. Сам Одиссей избежал коварных сирен лишь благодаря предостережению Цирцен. Он залепил уши своих спутников воском, а самого себе велел привязать к мачте». Так он смог спасти свою команду и сам остался жив. Хотя, пение Сирен имеет бесконечное множество прообразов и всех единит одно – отвлечение внимания от беседы с Творцом.

Тут важно сделать ещё