— Окно на кухне не открыто, — шепчет она, — оно разбито.

Его бьет озноб.

— И кто-то зовет на помощь, — говорит она дрожащим голосом.

— Что будем делать? — спрашивает он.

— Иди туда, — говорит она, — да поторопись же!

— А если там опасно?

— И что? Разве мы не должны помочь нашим лучшим друзьям? У них что-то случилось!

Он быстро одевается. Фонарик лежит на полке рядом с банкой с кофе. Земля во дворе насквозь промерзла. Он оборачивается и видит в окне силуэт жены.

У забора он останавливается. Все тихо. Теперь и ему видно, что кухонное окно разбито вдребезги. Он осторожно перелезает через низкий забор и приближается к белому домику. Никаких голосов не слышно.

Все я себе сам напридумывал, думает он. Я выжил из ума. Уже не могу различить, что происходит на самом деле, а что только чудится. Или все же ему снились ночью быки? Давний сон: на него мчатся огромные быки, как тогда, в далеком детстве. Тогда он впервые понял, что смертен…

Нет, снова крик. Даже не крик, а слабый стон. Это Мария.

Он крадется к окну спальни и осторожно заглядывает в щель между гардинами.

И внезапно осознает: Юханнес мертв. Он светит фонариком внутрь и крепко зажмуривается, прежде чем решается посмотреть еще раз.

Мария сидит на полу. Она привязана к стулу. Лицо в крови, сломанный зубной протез валяется на испачканной кровью ночной рубашке.

Потом он видит ногу Юханнеса. Только ступню, больше из-за гардины ничего не видно.

Он торопится назад, вновь перелезает через забор, бежит по замерзшей глине. Колено болит просто невыносимо.

Сначала он звонит в полицию.

Потом открывает пахнущий апельсиновыми корками гардероб и находит там ломик.

— Оставайся здесь, — говорит он Ханне. — Тебе не надо на это смотреть.

— Но что случилось? — спрашивает она, и в глазах ее блестят слезы страха.

— Еще не знаю, — говорит он. — Но точно знаю, что проснулся оттого, что кобыла не ржала нынче ночью. Это уж точно.

8 января 1990 года. Еще не рассвело.

Телефонный звонок был зарегистрирован в управлении полиции Истада в 5:13 утра. Трубку взял измученный полицейский, дежуривший почти непрерывно с самого Нового года. Он слушал заикающийся голос и думал, что это наверняка какой-то впавший в детство старик. Но что-то все-таки его насторожило, и он стал задавать вопросы. Повесив трубку, несколько секунд поразмышлял, а потом снял трубку и набрал номер. Он знал этот номер наизусть.

Курт Валландер спал. Накануне он засиделся за полночь, слушая записи Марии Каллас, присланные приятелем из Болгарии. Раз за разом Валландер возвращался к предсмертной арии Виолетты из «Травиаты» и лег только в два часа ночи. Телефонный звонок оборвал роскошный эротический сон. Чтобы убедиться, что это был только сон, он на всякий случай протянул руку и пощупал постель. Нет, он был один. Рядом не было ни жены — она ушла от него три месяца назад, — ни белозубой негритянки, с которой он черт-те что вытворял во сне.

Взяв трубку, по привычке посмотрел на часы. Автомобильная авария, быстро решил он. Неожиданная гололедица, и кого-то на большой скорости занесло на дороге Е-14. Или ссора беженцев, прибывших утренним паромом из Польши.

Он поудобнее сел в постели и прижал трубку к щеке, ощущая неприятное покалывание отросшей щетины.

— Валландер!

— Надеюсь, я тебя не разбудил?

— Нет, конечно. Я уже встал.

Интересно, зачем люди врут? Почему не сказать как есть? Что охотнее всего он бы снова свернулся под одеялом и попытался снова настичь этот сон с голой шоколадной красавицей?

— Я подумал, что должен тебе позвонить.

— Авария?

— Да нет, не совсем. Позвонил какой-то старик крестьянин, сказал, что его зовут Нюстрём. И что живет он в Ленарпе. Он утверждает, будто их соседка сидит связанная на полу, а кто-то еще — мертв.

Валландер стал поспешно вспоминать, где же этот Ленарп. Недалеко от Марсвинсхольма, там еще такой необычный для Сконе холмистый ландшафт.

— Похоже, дело серьезное. Я решил, что лучше всего позвонить прямо тебе.

— Кто сейчас в управлении?

— Петерс и Нурен где-то в городе, пытаются найти, кто разбил окно в «Континентале». Вызвать их?

— Скажи, чтобы ехали к перекрестку между Кадешё и Катслёсой и ждали меня там. Дай им адрес. Когда он позвонил?

— Несколько минут назад.

— А это точно не какой-нибудь алкоголик?

— Не похоже.

— Ну ладно. Действуем…

Он быстро оделся, даже не приняв душ, налил чашку остававшегося в термосе чуть теплого кофе и поглядел в окно. Он жил в центре Истада на Мариагатан. Серый фасад дома напротив покрывали трещины. Будет ли вообще снег этой зимой? Лучше бы не надо. Сконские вьюги означают непрерывную и утомительную работу. Автокатастрофы, роженицы, которые не могут добраться до больницы, отрезанные от мира старики и оборванные линии электропередач. Со снегом наступал хаос, а к хаосу он нынче не готов. После ухода жены в душе осталась жгучая горечь.

Он вел машину по Регементсгатан, пока не выехал на Эстерледен. На Драгунгатан его остановил красный свет, и он включил радио, чтобы послушать новости. Взволнованный голос рассказывал подробности авиакатастрофы на далеком континенте.

Время жить и время умирать, подумал он и потер глаза, чтобы окончательно прогнать сон. Эту формулу он усвоил много лет назад. Он был еще совсем юным полицейским и патрулировал улицы в родном Мальмё. Как-то они пытались уговорить пьяного, бузившего в парке Пильсдам, идти домой, и тот внезапно выхватил здоровенный нож. Валландер получил глубокое проникающее ранение у самого сердца. Несколько миллиметров отделяли его от неминуемой смерти. Тогда ему было двадцать три и он впервые осознал, что значит быть полицейским. И с тех пор неизменно повторяет эту фразу как заклинание. Она всегда спасала, помогая отогнать стоящие перед глазами картинки.

Курт Валландер выехал из города, миновал недавно построенный мебельный центр на выезде и увидел полоску моря на горизонте. Оно было серым, но странно спокойным — большая редкость зимой в Сконе. Где-то далеко на горизонте виднелся силуэт корабля, идущего на восток.

Будут снег и метели, подумал он, будут на нашу голову.

Он выключил радио и постарался сосредоточиться на деле, которое его ожидало.

Что он, собственно, знает?

Связанная старуха на полу? И старик сосед, который утверждает, что видел ее через окно. Проехав поворот на Бьерешё, он увеличил скорость и решил, что у деда, скорее всего, внезапно случился приступ слабоумия. За долгие годы службы он уже встречался с этим: одинокие старики нередко звонят в полицию. Что это? Крик о помощи?