– Эллери, Эзра, это Мелани Килдафф. Ее семья живет на нашей улице. У меня было жуткое ночное видение, поэтому Мелани оказала любезность и села за руль. В молодости она одно время сидела с вашей матерью, когда та была младенцем. Вероятно, вы слышали это имя.

Вытаращив глаза, мы с Эзрой переглядываемся. Да. Да, слышали.

Сейди уехала из Эхо-Риджа, когда ей было восемнадцать, и приезжала сюда всего дважды. Первый раз за год до нашего рождения, когда умер от инфаркта наш дед. Во второй раз это произошло пять лет назад – она поехала на похороны дочери-подростка Мелани.

Мы с Эзрой сидели дома и смотрели специальный выпуск сериала о подлинных преступлениях – «Тайна Территории убийства», с нами оставалась наша соседка. Меня заворожила история Лейси Килдафф, красивой блондинки, королевы осеннего бала в родном городе моей матери; девушку нашли задушенной в тематическом парке «Хэллоуин». Энди из аэропорта был прав; несколько месяцев спустя владелец парка изменил название «Территория убийств» на «Ферма страха». Думаю, этот случай не привлек бы такого внимания всей страны, если бы не попавшее в точку название парка.

Или если бы Лейси не стала второй красавицей-подростком из Эхо-Риджа – даже с той же улицы, – попавшей в трагические заголовки средств массовой информации.

Вернувшись с похорон Лейси, Сейди не ответила ни на один наш вопрос.

– Я просто хочу об этом забыть, – говорила она всякий раз, когда мы спрашивали. Именно это она говорила про Эхо-Ридж всю нашу жизнь.

Какая ирония, думается мне, что в конце концов мы здесь оказались.

– Приятно познакомиться, – произносит Эзра, пока я каким-то образом ухитряюсь подавиться собственной слюной. Он стукает меня по спине, сильнее, чем необходимо.

Мелани красива поблекшей красотой, у нее светло-русые волосы, заплетенные во французскую косу, светло-голубые глаза, россыпь веснушек. Она обезоруживающе улыбается, демонстрируя отсутствие некоторых зубов.

– Взаимно. Простите, что опоздали, но движение на удивление плотное. Как долетели?

Не успевает Эзра ответить, как громкий стук по крыше «Субару» заставляет бабулю подскочить.

– Продолжайте движение, – кричит автоинспектор.

– Берлингтон самый грубый город, – пыхтит бабуля. Нажатием кнопки она поднимает стекло, а Мелани пристраивается за каким-то такси.

Таращась в затылок Мелани, я вожусь с ремнем безопасности. Не ожидала вот так ее встретить. Я понимала, что рано или поздно это произойдет, раз уж они с бабулей соседки, но я думала, что просто помашу ей рукой, когда буду выносить мусор, но никак не отправлюсь с ней в часовую поездку, едва приземлившись в Вермонте.

– Я сожалею из-за происшествия с вашей мамой, – произносит Мелани, выезжая с территории аэропорта и двигаясь по узкому шоссе, пестрящему дорожными знаками на зеленом фоне. Почти десять часов вечера, и группки строений перед нами мерцают освещенными окнами. – Но я рада, что она получает всю необходимую помощь. Сейди такая сильная женщина. Уверена, вы скоро с ней воссоединитесь, но надеюсь, что вы хорошо проведете время в Эхо-Ридже. Это милый городок. Я знаю, что Норе не терпится вам его показать.

Вот. Вот как следует вести неловкую беседу. Никакого тебе вступления: «Мне жаль, что ваша мама въехала на своей машине в ювелирный магазин, находясь под сильным воздействием опиоидов, и теперь вынуждена проходить четырехмесячный курс реабилитации». Просто обозначь неприятную тему, отойди в сторонку и плавно переместись в более спокойные воды разговора.

Добро пожаловать в Эхо-Ридж.

Вскоре после выезда на автостраду я засыпаю и не шевелюсь, пока резко не просыпаюсь от громкого шума. Такое впечатление, будто машину со всех сторон забрасывают камнями. В растерянности я поворачиваюсь к Эзре, но он также ничего не понимает. Бабуля поворачивается на своем сиденье и кричит, чтобы перекрыть грохот.

– Град. Не такая уж редкость в это время года. Хотя довольно крупный в этот раз.

– Я остановлюсь, пусть пройдет, – кричит Мелани.

Она сворачивает с дороги в парк. Град припускает сильнее, и я невольно думаю, что потом Мелани обнаружит на своей машине сотни крохотных сколов. Одна особенно крупная градина ударяет прямо в центр лобового стекла, так что все мы вздрагиваем.

– Почему идет град? – спрашиваю я. – В Берлингтоне же было жарко.

– Град формируется в облачном слое, – объясняет бабуля, показывая на небо. – Там температура минусовая. Но на земле градины быстро растают.

Теплоты в ее голосе нет – не уверена, что бабуля вообще способна не такое чувство, – но впервые за вечер он звучит оживленно. По профессии бабуля учитель, и очевидно, что в этой роли она чувствует себя более комфортно, чем в роли бабушки-опекунши. Но я ее не виню. Ей придется терпеть нас в течение шестнадцати недель лечения, предписанного Сейди судом, и наоборот. Судья настоял, чтобы мы жили с родственниками, что резко ограничило наши возможности. Наш отец был мужчиной на одну ночь – каскадер, ну, или так он себя называл в течение двух часов страсти, которые они с Сейди провели вместе после знакомства в каком-то клубе в Лос-Анжелесе. У нас нет ни теток, ни дядьев, ни двоюродных братьев и сестер. Ни одной способной приютить нас живой души, за исключением бабули.

Несколько минут мы сидим в молчании, наблюдая, как градины отскакивают от капота машины, пока интенсивность града не снижается и он наконец не прекращается совсем. Мелани возвращается на дорогу, и я смотрю на часы на приборной доске. Скоро одиннадцать; я проспала почти час. Ткнув Эзру в бок, я спрашиваю:

– Мы уже почти на месте, да?

– Почти, – отвечает Эзра. Понижает голос. – Какая насыщенная жизнь в пятницу вечером. Сколько миль проехали и не встретили ни одного здания.

За окном непроглядная тьма, и, даже несколько раз протерев глаза, я смутно вижу только расплывчатые силуэты деревьев. Однако я не оставляю попыток, потому что хочу увидеть место, из которого Сейди уехала при первой же возможности. «Это похоже на жизнь внутри почтовой открытки, – говаривала она. – Красивое, солнечное и замкнутое пространство. Все в Эхо-Ридже живут так, будто ты исчезнешь, если осмелишься пересечь границу».

Колесо автомобиля попадает в выбоину, меня бросает в сторону, и ремень безопасности впивается в шею. Эзра зевает так сильно, что щелкает челюстью. Уверена, что, пока я спала, он чувствовал себя обязанным бодрствовать и поддерживать беседу, хотя уже несколько дней мы оба толком не спали.

– До дома меньше мили. – Мы оба вздрагиваем от голоса бабули, донесшегося с переднего сиденья. – Мы только что проехали баннер «Добро пожаловать в Эхо-Ридж», хотя он так плохо освещен, что, думаю, вы его даже не заметили.

Она права. Я не заметила, хотя делала мысленную заметку не пропустить его. Этот самый баннер, о котором, в числе немногих других вещей, связанных с Эхо-Риджем, Сейди вообще говорила, обычно после нескольких бокалов вина. «Население 4935 человек. Никогда не менялось за все восемнадцать лет, что я там прожила, – говорила она с ухмылкой. – По-видимому, если ты собираешься кого-то привезти, сначала нужно кого-то увезти».