Он ненавидел отца... точно так же, как отец ненавидел его самого. Теперь он в этом больше не сомневался.

– Кто – она? – ледяным тоном процедил он. – Ты хочешь сказать мама?

Дикая ярость вспыхнула в глазах маркиза.

– Закрой рот, щенок!

Тяжелая пощечина обожгла Джастину лицо.

Удар был такой силы, что мальчик кубарем покатился по земле. Но теперь он сам вскочил на ноги. В зеленых глазах мальчишки горела такая неукротимая злоба, что отец невольно попятился.

– Не дождешься! – крикнул он в лицо отцу. – Мама любила тебя не больше, чем я, отец! Не больше, чем Себастьян... да и любой другой, если хочешь знать! Может быть, именно поэтому она и сбежала из дому!

Лицо маркиза потемнело, как грозовая туча.

– Как ты смеешь так говорить со мной?! Наглый, злобным щенок! Ты такой же порочный, как она! Будь ты проклят... проклят! Проклят! – Губы маркиза злобно искривились.

Отец уже не в первый раз осыпал его грязными словами... да и, наверное, не в последний. Причем такими... Джастин скорее бы умер, чем признался кому-нибудь, как называет его отец... даже Себастьяну.

Но сейчас он смело смотрел в глаза бесновавшемуся отцу. Джастин не дрогнул... даже не позволил себе моргнуть, хотя каждое слово, срывавшееся с губ отца, словно отравленный кинжал, вонзалось в его душу, разрывало на части сердце. Наконец маркиз выдохся, и воцарилась тишина. С вызовом глядя на отца, Джастин надменно вздернул вверх подбородок.

– Настолько я понимаю, сэр, вы закончили?

В том, как это было сказано, чувствовалось нескрываемое презрение. Презрение тем более странное и ужасающее, что исходило от ребенка его возраста. С проклятием рассвирепевший маркиз снопа поднял кулак и шагнул к непокорному сыну.

И тут непонятно откуда вдруг появился Себастьян.

– Папа, не надо! – закричал он, закрыв собой младшего братишку.– Ты только взгляни, что у Джастина с рукой! Ужас какой! С ней явно что-то не так!

Послали за доктором. Собрав все свои силы, Джастин кое-как доковылял до дома и упал на кровать. Осмотрев его, доктор выразительно поднял бровь.

– Рука сломана. Вот тут, в запястье, – поцокав языком, объявил он. – Думаю, я смогу поставить кость на место. Но не стану скрывать, мой мальчик, мне придется сделать тебе больно... чертовски больно. – Он сочувственно подмигнул Джастину. – Так что не стесняйся, вопи во все горло – тебе будет легче.

Темный силуэт маркиза появился из-за спины доктора. Взгляды отца и сына скрестились, словно обнаженные клинки. И Джастин внезапно почувствовал, что в горле застрял комок. Глаза у него защипало... фигура отца вдруг расплылась. Он с досадой моргнул и снова увидел маркиза совершенно отчетливо.

Ему вдруг бросилась в глаза издевательская жестокая усмешка, кривившая тонкие губы отца. И Джастин мгновенно понял, что отец с нетерпением ждет... жаждет услышать, как он станет рыдать и выть от нестерпимой боли. Губы Джастина побелели, превратившись в одну тонкую полоску. «Мать не захотела противостоять отцу, – подумал он. – Себастьян не смог. А я... я должен».

Себастьян похлопал младшего брата по плечу.

– Джастин, – услышал он его шепот, – ты меня слышишь? Все будет хорошо, только ты...

– Хорошо?! – яростно крикнул Джастин. И его ненавидящий взгляд вновь скрестился со взглядом отца. – Я не буду плакать! Ты меня слышишь? Не буду! Никогда!

Доктор, удовлетворенно кивнув, шагнул к нему.

Раздался сухой треск и громкий щелчок, когда сломанная кость встала на место. Худенькое мальчишеское тело Джастина содрогнулось. Спина выгнулась дугой. Он вцепился в подушку с такой силой, что даже костяшки пальцев побелели. Но он молчал. Все закончилось быстро. Когда он снова упал на подушки, лицо его было мертвенно-бледным и мокрым от пота. Но он не плакал. Ни звука не сорвалось с его губ... Маркиз презрительно фыркнул. Не сказав ни слова, он повернулся и вышел из комнаты.

Испорченный негодяй.

При любом удобном случае, при каждой возможности маркиз, стараясь побольнее оскорбить младшего сына, снова и снова повторял: «Испорченный негодяй!» Он кричал это на весь дом. Он выплевывал эти слова ему в лицо. Он злобно бормотал их себе под нос, даже когда оставался один и никто не мог слышать его.

За годы юности Джастин Стерлинг ни разу не видел, чтобы при известии о его успехах в глазах отца вспыхнула гордость за младшего сына. Ни единого раза! Впрочем, надо отдать ему должное, он особенно и не стремился порадовать отца – видимо, понимал, что нечего и пытаться. Маркиз презирал его – и не скрывал этого.

Время шло, голенастый подросток рос и с годами превратился в высокого, широкоплечего, симпатичного молодого человека. Его пребывание в Итоне было ознаменовано многочисленными дерзкими выходками и горой возмущенных писем, которыми заваливали старого маркиза. Недовольство отца поведением младшего сына с каждым годом росло, увеличивая и без того свойственную Джастину любовь к бунтарству. О да, давнишний проступок его матери бросил тень на всю их семью, но и Джастин со своей стороны сделал все, чтобы опорочить семейную честь навсегда. Его выходки были чудовищны, его поведение – возмутительно. И все, что бесило отца, доставляло неизъяснимое наслаждение ему.

Именно тогда он понял, как восхитительно сладка месть.

Он пил. Он играл. Он волочился за каждой юбкой. Его отец знал об этом, и злоба его росла с каждым днем.

Как-то раз теплой июньской ночью, в то лето, когда ему стукнуло восемнадцать, Джастин, спотыкаясь на каждом шагу, ввалился в дом незадолго до рассвета. Он провел весьма приятный вечер в компании дочки местного мельника с бутылкой портвейна и благодаря столь приятному обществу чувствовал, что едва держится на ногах от усталости. К слову сказать, девчонка оказалась весьма и весьма изобретательной, чего он совсем не ожидал. Джастин похотливо ухмыльнулся, припомнив, какие штуки выделывала эта проказница своими пухленькими губками. Вот чертовка, подумал он, и кто бы мог подумать?

– Какого дьявола? Где ты шатался?

Высокая, сухопарая фигура старого маркиза преградила Джастину путь.

Губы Джастина скривились в дерзкой усмешке.

– Желает получить точный отчет о моих ночных похождениях, милорд? – насмешливо осведомился он, не утруждая себя обратиться к отцу, как полагается. Вообще говоря, он давно забыл, когда в последний раз называл его «папа». А теперь скорее бы умер, чем заставил себя сказать ему «отец».

Джастин величественным жестом указал на распахнутую настежь дверь отцовского кабинета.

– Может, присядем, а? Думаю, это займет немало времени, знаете ли... поскольку рассказе моих ночных похождениях может оказаться весьма... хм... занимательным. Только предупреждаю честно – вам это вряд ли понравится.

– Придержи язык! – злобно прошипел старый маркиз. – У меня нет ни малейшего желания выслушивать всю эту грязь! – Он смерил сына взглядом, и в глазах у него вспыхнуло презрение. – Да ты пьян, черт возьми! Будешь это отрицать?