Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, отметил он, выражение ее лица было почти суровым. Возможно, этим объяснялось, что она до сих пор не замужем.
Не дожидаясь разрешения заговорить, она произнесла:
– Милорд, вы должны это выпить. Я специально пришла, чтобы принести вам это.
– Я не приказывал, чтобы вы мне это принесли. – Он не знал, рассердиться ему или рассмеяться.
– Это вино.
Смелая девушка, подумал он. Не похожа на вышколенных слуг поместья. Она явно новенькая. Возможно, боится, что дворецкий отругает ее за то, что он не взял стакан.
– Хорошо, я выпью.
Он взял стакан, а она все не отрывала от него взгляда, будто ждала, что он отопьет глоток. Тогда он сказал властным тоном:
– Все. Ты можешь идти.
Она вздрогнула, словно забыла о его присутствии или о том, что он лорд, которого следует бояться и которому надо повиноваться. Она сделала грациозный реверанс и попятилась назад, все еще глядя на стакан. Джермин откашлялся.
Она посмотрела на него, и в ее взгляде он прочел презрение. Потом, тряхнув головой, она быстро побежала через сад.
Она почему-то направлялась не к дому, а в сторону берега и при этом шла таким уверенным шагом, как будто была здесь хозяйкой. Придется поговорить о ней с дворецким, подумал Джермин. Следует научить ее заниматься своими делами и обращаться к своему господину с должным уважением.
Когда девушка скрылась из виду, Джермин сделал большой глоток, но тут же начал плеваться, так как жидкость в стакане была странного вкуса. Если это вино, то до чего горькое! Интересно, сколько времени оно пролежало в его подвалах?
По-видимому, дворецкий в его отсутствие пренебрегал своими прямыми обязанностями: нанимал дерзких служанок и наливал негодное вино. Решив, что непременно поговорит с ним, Джермин вернулся к чтению «Тома Джонса».
Но тут что-то случилось с его глазами: буквы почему-то сливались.
Джермин поморгал. Ах, вот в чем дело! Солнце уже стало садиться, и над землей поднимается туман. Этот туман уже надоел ему во время бесконечной девонской зимы.
Как странно, что его детские воспоминания о Девоне были совершенно другими. Он помнил длинные солнечные дни, частые прогулки в компании своего отца или с приехавшими погостить друзьями. Помнил он и штормы с завыванием ветра и грохотом волн. Помнил запах весенних цветов и свежескошенной травы, когда кубарем катился вниз с горы.
Джермин тряхнул головой. Все это воспоминания давно прошедшего детства.
Горькое вино вызвало жажду, и он, пусть и неохотно, сделал еще пару глотков. Вкус был тошнотворный, и он с отвращением выплеснул остатки напитка в кусты рододендрона, высаженного вокруг беседки.
Его неожиданно прошиб пот. Может, это волна весеннего тепла пронеслась по саду? Он достал из кармана носовой платок и вытер лицо, а потом сбросил прямо на пол беседки плащ.
Опустив взгляд на книгу, он обнаружил, что буквы будто скачут. «Наверное, день угасает слишком быстро, иначе слова не вели бы себя так странно», – подумал он.
Он хотел захлопнуть книгу, но она выскользнула из его внезапно одеревеневших пальцев. Язык во рту тоже словно одеревенел. Он поднял голову, чтобы посмотреть, что делается в саду, но туман застилал ему глаза.
Может, это все от вина?
Вино…
Его вдруг осенила неожиданная догадка. Он с трудом встал. Его качало.
«Вино было отравлено».
Он умирает.
Когда у его кареты отлетело колесо, экипаж перевернулся, а он упал в канаву на дороге между Лондоном и Брайтоном, он подумал о том, что он умрет. Но это… это было нечто более… более… коварное.
Пол под его ногами заходил ходуном. Он упал, почувствовав острую боль в сломанной ноге.
– Помогите! – попытался крикнуть он и услышал голоса и топот бегущих людей.
Ему сейчас помогут.
Высоко над собой он услышал грубый мужской голос с девонским акцентом:
– Сработало, мисс Розабел. Все в порядке.
Джермин с трудом разлепил веки. На уровне его глаз была пара огромных поношенных сапог. Потом его взгляд миновал ноги, кожаный пояс и остановился – совсем высоко – на туповатом лице. Над ним стоял настоящий бегемот – гигант с огромными руками и серьезным выражением глаз.
«Это не помощь. Это опасность. Что надо этому великану?»
Потом Джермин увидел рядом с мужчиной девушку. Хорошенькую девушку с зелеными глазами, которые, как ему показалось, прожгли его до самой глубины души. На ней было рваное голубое платье. Он уже где-то видел эту девушку.
– Он смотрит на нас, – прогремел голос великана. – Почему он не вырубился?
– Наверное, не выпил все до конца, – ответила девушка. – Ничего. И так сойдет. Надо поскорее убираться отсюда, пока кто-нибудь его не хватился.
«Эта девушка – служанка, которая принесла мне питье. Она обманула меня. Она меня отравила».
Девушка вытащила нож с таким блестящим и острым лезвием, что он не мог оторвать от него взгляда.
«Сейчас она меня убьет».
Джермин хотел оттолкнуть нож, но он не мог пошевелить отяжелевшей рукой. Ему захотелось закричать, но голос его не слушался.
Девушка достала из-за корсажа обрывок белой бумаги, положила его на стол и сильным и быстрым движением пригвоздила его ножом к поверхности стола.
Мужчина вытащил откуда-то белый саван из парусины.
Эти люди, эти убийцы что-то говорили, но он уже ничего не понимал. Его сердце стало биться все слабее, кровь застывала в жилах.
Приближается смерть.
Он в последний раз закрыл глаза.
Его убили в собственном саду.
Когда принцесса Эми Розабел будет похищать очередного английского дворянина, она намеревается сначала убедиться в том, что он не такой тяжелый.
Издали лорд Нортклиф не выглядел ни особенно высоким, ни внушительных размеров мужчиной, но при ближайшем рассмотрении – когда она протягивала ему стакан с вином – он неожиданно оказался мускулистым и ростом выше ее почти на добрых шесть дюймов. Теперь, стоя в беседке над его распростертым на полу телом, она прошептала:
– Он такой же большой, как выброшенный на берег кит.
Помрой Ноддер, самый молчаливый мужчина из тех, кого она знала, пробурчал:
– Не кит, мисс. И ни капли лишнего жира. Но он большой. Был таким уже с детства.
Лучи заходящего солнца пробивались сквозь поднимавшийся клочьями туман и ложились золотистыми бликами на тело его светлости. Его волосы были насыщенного цвета, похожего на красное дерево. Темные брови были изогнуты, словно в сатанинской усмешке. Даже будучи без сознания, лорд Нортклиф умудрялся выглядеть так, будто презирал весь мир.