Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какой путь?
– Канализационный. Снаряжение аквалангиста, документы и оружие готовы.
– Способ ликвидации?
– Отравленное иглоукалывание, если у НЕГО действительно биологическая основа. В противном случае спалишь его огнеметом.
– Но огнеметы запрещены!
– Закон распространяется только на людей… Итак, тебя будут ждать возле центрального люка на площади Согласия.
Сказано – сделано. И вот уже Яблонский во вражеском стане. Но там его принимают за своего. И не просто за своего, а за своего большого начальника из генерального штаба. Ему с удовольствием показывают чудо-робота. Дело происходит в каком-то бункере. Яблонский поражен. Оставьте нас наедине! – повелительно говорит он. Все уходят.
Навстречу Яблонскому поднимается с ложа четырехметровая женщина. Она стройна, почти худа для своего роста. Костюм неизвестной ткани сливается с ее фигурой. Это тот случай, когда высокий рост не ослабляет, а, напротив, усиливает впечатление от прекрасной внешности. Как бы и сквозь увеличительное стекло не видать изъянов. А внезапно приближенная красота вызывает шок.
Яблонский растерян. На него смотрят не глаза, а две бездонные галактики. Лишь неимоверным усилием воли удается ему привести себя в сознание. Теперь понятно, почему у наших парней отказывают руки, да и ноги тоже, размышляет он. Если бы я был дикарем, я бы принял ее за богиню.
И две разумные галактики смотрят на него.
Яблонский вспоминает, зачем он здесь. “Вывести из строя”. Шеф, ты идиот! Она не робот. Люди не умеют делать богов. Она пришелец из космоса… Смешно и глупо пытаться уничтожить то, что выше тебя. Я не буду выводить ее из строя. Я бы сам хотел выйти вместе с ней из этого СТРОЯ. Но она не возьмет меня с собой. Ведь я ей лишь до пупка.
И две сочувствующие галактики смотрят на него.
Рост можно регулировать. Если это любовь, ты сравняешься со мной. Это ЕЕ мысль! – догадывается Яблонский.
И проснулся Яблонский. Весь в поту.
7. Бултых!
Небо пенилось облаками. Самолет ТУ-134, надышавшись пеной, стремительно шел на посадку. Но перепутал аэродром с прудом и бултыхнулся в воду.
Некоторые облака почернели от горя.
8. Выбежав за рамки
Уже давно отметил про себя Яблонский, что развелось много нехороших людей и придурков.
Гуляя по городу, можно было видеть, как они смеются из-за каждого угла. О том же кричали газеты и показывал телевизор.
Казалось, что все желтые дома приказали долго жить, и все душевнобольные получили амнистию. Разбежались они вприпрыжку по стране. И занялись кто чем: кто ударился в политику, а иные стали давать публичные концерты.
Сцены закрытых помещений, в том числе дворцов, и даже арены цирков стесняли опьяневших от воли сумасшедших. Они напоминали им их родную психушку. И придурки, раздвигая рамки жанра спортивным азартом, ринулись на стадионы.
Выбегала на футбольное поле этакая “певица-спортсменка”. Пела: – Знаю, милый, знаю, что с тобой! И крутила пальцем у виска, и кружилась. И действительно, многие милые зрители на трибунах начинали махать руками и пританцовывать. Безумие имело успех.
Выбегали группы молодых людей в больничных одеждах. Строили баррикаду из колонок. Путались в проводах, словно в словах. Страшные их вопли повергали слабонервных зрителей в пучину агрессии и помешательства.
Дебилы оседлали децибелы. Усиленная в тысячи раз зараза плыла над стадионом, как нервнопаралитический газ.
Безумие имело несомненный успех.
9. До первой пены
Было и много больных падучей. Играет, скажем, человек в домино. И вдруг начинает валиться под стол. И там с ним случаются эти самые припадки. Трясет его, пока пена изо рта не выступит. А партнеры его по костям как ни в чем не бывало продолжают игру. Они – люди привыкшие. Иногда они могут подложить под голову припадочного его же пиджак, чтобы тот в экстазе не разбил себе черепа.
Иногда за больным приезжает машина. Иногда из машины выходят люди в белых халатах. Но чаще почему-то – в голубой форме и в фуражках с кокардами.
10. Кружковцы
Уже давно Яблонский и его друзья составили собой необъявленный кружок любителей нетвердо держаться на ногах. Тяготились они грешной землей. И уже при жизни хотели стать ангелами. Земля, естественно, не могла простить им гордыни и при случае норовила отомстить. В самый неподходящий момент она насылала на них падучую болезнь, притягивая к себе уже не ступни, а все тело. Таким образом, гордец, даже не смотревший в ее, земли, сторону, не желавший касаться ее даже ногой, падал в самую грязь, ее любовником (о, рифма!) становясь.
11. Дума мудей стояла
Аскет-ветер едва шевелил губами.
Океан зноя, казалось, надежно придавил землю.
На берегу заводского пруда стоял сварщик Пукин. Среднего роста, средних (тридцати пяти) лет, с залысинами и загорелый. Больше всего у него загорела почему-то спина. Со спины казался сварщик Пукин настоящим негром. Правда, кудрей у него не было, но зато нос был башмаком.
У вождя негритянского племени Биту-Иту было пятнадцать жен. Но и у Пукина была жена. В этот момент она как раз сидела дома и воспитывала детей.
А муж ее стоял на берегу и гладил взглядом молодых девочек, которых здесь развелось-разлеглось в большом количестве. Стоял он, дум тяжелых полн. Точнее, дума была одна, но уж очень тяжелая. До смерти было жаль Пукину, что пропадает зазря столько молодых девочек. Всех их хотел бы использовать он в своих корыстных целях. Но почти уже не попадались к нему в сети молодые русалки. Так разве что, изредка попадет самая что ни на есть простушка.
И кривил сварщик Пукин шею и делал губами: пук.
Но вот уже сидел сварщик в лодке с косым латинским парусом и правил в открытый пруд. Но ветер дышал не на парус, а на ладан. И лодка тащилась как неживая.
Когда она проходила мимо купалки, за корму зацепилась подходящая девочка. Смотрел Пукин сверху вниз на грудь девочки и размышлял: хорошо бы этак ее в кусты завести и использовать там в своих корыстных целях. И кривил шею и делал губами: пук.
А как раз под ними запутался в кустах водорослей затонувший самолет ТУ-134. И в его креслах сидели мертвецы-утопленники, пристегнувшись ремнями.
Подходящая девочка уплыла. И валялся Пукин восвояси на досках купалки. Но хотя он уже лежал, что-то в нем все-таки продолжало стоять. И это была его тяжелая, как минарет, дума.
12. Крокодиловы яйца
