Рядом со стариком пролетел и упал на пол человек, заскользил на собственной крови по граниту, ударился об стол и затих. Из спины у него торчал Цветок Космической Связи.

Я поднялся с колена и посмотрел на раздувшийся рюкзак. Я был себе противен, отвратителен. Меня кто-то толкнул в плечо, я чуть не упал, еле удержав равновесие. И тут на рюкзак сверху упал Регулятор Гравитации, разбив объективы вдребезги. Регулятор Гравитации был крохотным, но сейчас он был включён. Осколки от объективов разлетелись «брызгами» во все стороны, пробили мои джинсы и вонзились в ногу. Но я боли не почувствовал. Передо мной на стуле из чёрного дерева тонкой работы, который Он при мне придумал и выточил, стоял невзрачный старичок с усами, он с корнем вырвал картину с названием Молодость Мира. На меня навалилось безразличие. Я наклонился к бедру, методично вытащил из ноги осколки, они просто мне мешали, и пошел вслед за Японцем. Сверху падали одна за другой хрустальные люстры.

Я вспомнил Его смеющиеся добрые глаза под кучерявыми золотистыми волосами.

Я побрел в глубину зала, туда, где были две симметричных спиральных комнаты, напоминающих морские раковины. В них хранились Его детские игрушки. Надо мной что-то взорвалось. Слева упал стеклянный шкаф с Ироидным Компьютером, сквозь шкаф пролетела та самая молодая женщина, которая любила украшения, она была уже без сумки и с разбитым черепом. Под ноги мне упал старик с картиной, у него не было одной руки и кровь хлестала прямо на разорванную Молодость Мира.

Когда я подошел к Раковинам Японец был уже там. Он стоял у длинной витрины протянувшийся вдоль стены, внутри которой разыгрывалось целое морское сражение. Сотни кораблей разного класса, самолеты, катера, торпеды, матросы вели бой. Все было сделано с любовью и скрупулёзностью. Не верилось, что Он сделал всё это в три года. Японец поднял на меня глаза, они были полны слёз. Тогда я открыл витрину и снял с воды кончиками пальцев крохотный линейный корабль, он ощетинился пушечками и выстрелил, моя ладонь заполнилась дымом. В Его сражениях никто не погибал, в Его сражениях все заканчивалось рукопожатием. Я протянул линкор Японцу. Он посмотрел мне в глаза, потом сложил ладони вместе и с поклоном принял линкор. Сильный удар откинул Японца прямо на витрину, стекло обрушилось водопадом на пол. В комнату влетел на Левитэне пацан лет десяти, он даже не заметил, что сбил старика. Глаза у пацана возбужденно горели, он улюлюкал, и вращал Левитэн на месте, потом нажал на акселератор и унеся обратно в зал. Японец лежал на спине, он прижимал руки к горлу, линкор пробил гортань и торчал из окровавленного горла, кровь пульсировала и вытекала на холодный гранит.

Я присел к Японцу и взял его за руку. Я чувствовал себя беспомощным и бесполезным, я не знал, как помочь ему. Если бы Он сейчас был рядом, Он спас бы Японца и через минуту все раны затянулись бы. Взгляд Японца замирал, с его лица сходила улыбка, с его лица уходила жизнь. Я бережно положил его руку в кровь, которая красным пятном растеклась по полу. В луже, рядом с Японцем, лежали заваленные на бок, словно рыба, выброшенная на берег, корабли.

Я вернулся в зал и застал там беснующуюся толпу у входа. Стеклянные двери были забрызганы кровью и стали похожи на огромное жерло мясорубки, бывшие посетители в панике хотели выбраться наружу, налезая друг на друга, отбрасывая в сторону детей, ломая друг другу руки, выдавливая глаза. Только одна фигурка стояла неподвижно и как гвоздь из доски торчала среди этого кипящего хаоса. Это был тот самый пацан, который убил Японца, он смотрел как загипнотизированный в сторону второго яруса, где был Мост Согласия.

Мне не было видно того, кто так напугал людей. Я только услышал утробный вой, смешанный с рёвом, от которого люди сначала замерли, а потом с остервенением начали вырываться наружу, и в какой-то момент пробку из людских тел прорвало. Через десяток секунд зал опустел. Повсюду, в крошках из стекла, в лужах крови, в обломках мебели валялись тела, а у самого входа лежал мальчишка.

Вот сейчас мне стало по-настоящему жутко. Я пробежал под Мостом Согласия и скользнул по склону в декоративную реку под самой стеной. Сегодня река была без воды. Только когда я оказался на дне, я отчетливо понял, что по гладкому граниту мне из реки обратно не выбраться. Я огляделся и с облегчением увидел путь к спасению — по стене до самого выхода взбирался старый кряжистый плющ. Я начал отползать к нему, и тут услышал скрип отрывающейся железной двери. В проёме, которого я раньше не замечал появилась мужская фигура. Я узнал его. Это был самый близкий друг и телохранитель, верный друг детства, храбрый и неустрашимый воин, который жизнь положит за Него. Это был Паж. Он стоял и высматривал возможные угрозы, он готовил выход для Него. Паж нырнул в проём и через мгновенье вытащил на плече Его. Он был обессилен, все Его тело было покрыто тонкой пленкой похожей на плаценту, с Него стекала слизь, Он не мог стоять на ногах, у Него слиплись волосы и затянуло шрамами глаза.

Он перерождался. Он перестал быть Человеком. Он стал выше. И теперь ему ничего было не нужно. И никто был не нужен.

Мне пора было уходить. Нужно выбираться отсюда. Я осторожно схватился за плющ и начал взбираться наверх. Паж услышал меня. Резко выкрикнул команду на незнакомом языке и сверху, с Моста Согласия, спрыгнул исполинский Монстр с длинными ногами-лапами, смесь паука и кальмара. Я в отчаянии стал прыжками взбираться по плющу, а за спиной я услышал спокойный голос Пажа: «Возьми его, Мама!»

Я бежал на четвереньках по зеленому ковру из плюща, а за мной со страшным рёвом неслась Мама. Омерзительной каплей по мне ударила слизь, я чуть не свалился. Она плюнула в меня.

Я рвался к выходу. Ей ничего не стоило меня догнать, но она держала меня на почтительной дистанции, просто загоняя к выходу. И как только я вырвался наружу, стеклянные двери за мной захлопнулись, погоня прекратилась. Они выгнали меня.

Я, не оборачиваясь, побрел в сторону Города. На холме среди подстриженных деревьев стояла беседка из толстого моренного бруса. Я вошел в нее и обессилено сел на скамейку. Я стал стирать с себя слизь, сгребал ее ладонью и сталкивал вдоль руки вниз и слизь тяжелыми каплями шлепала по плитке.

Теперь мы