На какое-то мгновение Ивлин показалось, будто камни, на которых она сидела, зашевелились. Девушка поняла, что кусала свои губы, потому что, облизнув рот сухим языком, ощутила теплый металлический вкус крови.

Ивлин перевела дух. Она решила не обращать внимания на предсказание старой женщины.

– Мне прочитать молитву?

– Нет, – беззвучно рассмеялась Минерва, – мне не нужны молитвы.

Ивлин внимательно посмотрела на нее. Когда старая колдунья вновь заговорила, в ее голосе появились молящие нотки.

– Но все мы должны покидать этот мир, окруженные любовью, да?

Ивлин сглотнула, почувствовав, будто в ее воспаленное горло вонзились тысячи ножей. Она все еще ощущала во рту солоноватый привкус крови.

– Конечно, это так. – Ивлин нагнулась и коснулась потрескавшимися губами сначала одной холодной щеки старой женщины, потом другой. – Иди с миром, Минерва Бьюкенен, – прошептала она. – Тебя любили многие. И я в том числе.

Ивлин выпрямилась и внимательно посмотрела на ее лицо, которое белело в темном мокром лесу, словно усохшая луна. Черные глаза с радостью смотрели куда-то вдаль, на тонких губах появилась удовлетворенная улыбка.

Старая женщина молчала. Она умерла.

Ивлин проснулась от собственного испуганного крика, ее сердце бешено колотилось. В глаза бил водянистый серый свет, просочившийся сквозь плотный лесной туман.

Горло по-прежнему сильно болело, жар, похоже, спал, потому что сейчас она чувствовала, что продрогла до костей.

Ивлин посмотрела на мертвое тело знахарки, которое все это время оставалось рядом с ней. Лицо Минервы покрывал голубой иней, глаза были открытыми, потускневшими и совсем пустыми. Узловатая рука Минервы держала край накидки, и у Ивлин возникло естественное желание как можно скорее освободиться. Задыхаясь и дрожа от страха, она с трудом разжала пальцы Минервы и выдернула накидку. Когда мертвая ладонь оказалась открытой, Ивлин заметила тонкий шрам на подушечке большого пальца.

Охая, девушка переползла с каменистой гряды и упала на ровную поверхность, покрытую замерзшими листьями. Затем подняла руку к губам и провела по ним пальцами. Крови не было.

Ивлин осторожно еще раз посмотрела на старую колдунью, будто ждала, что она очнется от ледяного сна и спустится к ней по камням. Прошло какое-то время – может быть, всего несколько мгновений, но тело Минервы, конечно, продолжало неподвижно лежать на камнях. Тогда Ивлин встала на колени, сложила перед собой ладони и, закрыв воспаленные глаза, подняла лицо к небу.

Но она не смогла прочитать молитву, ей не удалось произнести даже самые простые, знакомые с детства слова. После многих месяцев, проведенных в постоянных молитвах в монастыре, ее вера как-то истощилась. Ивлин не то чтобы разуверилась, но очень устала, лишилась последних сил.

Когда-то она думала обрести спасение в религии, но была разочарована тем, что и там присутствуют мирские пороки – разврат, жадность и лицемерие. Ее спонтанные мольбы о помощи не были услышаны Богом, а сейчас она просто забыла, как и зачем это нужно делать. С того момента, как Ивлин решила, что больше никогда не вернется в монастырь, она ощущала себя проклятой. Теперь Бог не пощадит ее, странную девушку благородного происхождения, которая отвернулась от него. Ведь она животных любила больше, чем людей, потому что они всегда понимали ее. Наверное, ее умение ладить с животными было подарком от дьявола – во всяком случае, так беспрестанно твердили ей монахи. Они называли это «грехом», «богохульством». Хотя святые братья довольно хорошо знали, что такое на самом деле грех и богохульство. Они постоянно в этом практиковались.

Тут ее мрачные мысли прервало лошадиное ржание. Ивлин сразу открыла глаза. Может быть, в своем отчаянии она принимала желаемое за действительное? Или Господь все-таки не оставит ее? Будто в ответ на ее вопросы опять послышались похожие звуки. Ивлин показалось, что теперь уже гораздо ближе.

Ее сердце забилось быстро и гулко, словно молот о холодные камни.

– Аминь, – выдохнула она, хотя не прочитала никакой молитвы, и встала на ноги.

Спотыкаясь, Ивлин побрела вдоль широкой каменистой насыпи, которая стала погребальным ложем Минервы, дальше в лес, шатаясь, словно пьяная, и напрягая слух, чтобы не пропустить ни звука. Это, без сомнения, была кобыла Минервы. Конечно, это была она.

– Где ты, милая? – шепотом позвала Ивлин. – Мне нужна седельная сумка.

Еды в этом мешке из мягкой выделанной кожи не было, но там лежали два кремня и нож – предметы, без которых Ивлин не выживет. Все остальное казалось в этот момент ненужной роскошью.

Она остановилась, уперлась обветренной ладонью в скрюченный ствол старой березы и прислушалась.

Вот! Справа от нее что-то зашелестело, а потом хрустнуло, будто сломалась упавшая ветка. Ивлин отняла руку от дерева и осторожно направилась в ту сторону, откуда донесся звук. Внутренний голос подсказывал ей, что нужно бежать в ту сторону, и чем быстрее, тем лучше. Но Ивлин понимала, что своими решительными действиями может спугнуть лошадь и тогда она умчится в глубь леса.

Опять пошел снег. Маленькие хрупкие снежинки падали с неба, словно гусиный пух, превращая все вокруг в контрастный черно-белый мир света и тени.

Впереди была густая сосновая поросль. Оттуда вдруг вылетели комья сухого снега, потом еще и еще. Наконец девушка услышала тихое сопение, фырканье и прерывистое дыхание.

Ивлин опять остановилась и пощелкала языком. Сопение прекратилось. Теперь девушка ничего не слышала, кроме глухого стука собственного сердца.

– Ну же, девочка, – позвала она лошадь. Ивлин сделала шаг вперед и еле слышно свистнула. – Все хорошо, я тут. – Она нагнулась и вошла в подлесок. Жесткая сосновая хвоя вцепилась в ее накидку, потом отпустила, осыпав снежной пудрой. Хвойный запах был таким сильным, что в пустом желудке Ивлин начались спазмы.

Между ветвями мелькнуло что-то черное и тут же исчезло. Пройдя некоторое расстояние, девушка оказалась в самой глубине подлеска и вдруг увидела на снегу кровь.

Она тут же остановилась. Красный снег, от которого подымался пар, таял, смешиваясь с грязной землей. Яркие малиновые брызги вспыхивали, словно маленькие звезды, вокруг того места, где, похоже, произошло короткое, смертельное сражение. Это стало очевидным, когда Ивлин набрела на кобылу Минервы. Она лежала мертвая на боку, ее рот был открыт, словно в удивлении, квадратные зубы испачканы в крови. У нее было перегрызено горло.

Но за трупом лошади, возле ее живота Ивлин увидела нечто гораздо более пугающее, чем алые лужи на снегу. Это был огромный черный волк. Раздалось его тихое, булькающее, угрожающее рычание.

Своей запачканной в крови мордой он копался в блестящих внутренностях живота лошади, которые были разбросаны вокруг него, словно длинные атласные ленты. Волк был невероятных размеров. Под свалявшейся косматой шерстью торчали широкие кости.