— Добрый вечер и добро пожаловать, Джинни. Вы беседуете с Норой Бридж.

— Ой, привет. Мне нравится ваша передача.

— Спасибо, Джинни. Как дела в семье?

На протяжении следующих двух с половиной часов Нора отдавала своим слушателям душу и сердце. Она не делала вид, будто у нее есть готовые ответы на все вопросы, и не пыталась заменить врачей или семейных психологов — она старалась по-дружески помочь обычным людям, которых никогда не видела, решить волнующие их проблемы.

По заведенному обычаю после окончания передачи она вернулась в кабинет и не пожалела времени на то, чтобы лично написать письма с благодарностью тем из позвонивших, кто оставил свой адрес. Нора всегда делала это лично, никогда не поручая секретарям. Казалось бы, мелочь, но она придавала ей большое значение. Нора считала, что любой, кому хватило смелости публично попросить у нее совета, заслуживал се личной благодарности.

К тому времени когда Нора закончила, она уже опаздывала. Схватив сумочку, она поспешила к машине. К счастью, до больницы было всего несколько миль. Поставив машину на подземную стоянку, Нора вышла в залитый искусственным светом вестибюль. Официальное время посещений давно закончилось, но больница была небольшая, частная, а Нора стала здесь частым посетителем — она приезжала каждые вторник и субботу, — поэтому руководство больницы согласилось немного изменить правила с учетом ее жесткого рабочего графика. То обстоятельство, что она являлась местной знаменитостью и все медсестры любили ее передачу, конечно, тоже сыграло свою роль. По дороге к палате Эрика Нора увидела знакомые лица, улыбнулась и помахала рукой. Перед закрытой дверью она помедлила, собираясь с духом.

Хотя она виделась с Эриком часто, всякий раз это давалось ей с трудом. Эрик был ей близок, как родной сын, и наблюдать за его борьбой со смертельной болезнью казалось невыносимым. К тому же, кроме Норы, у него никого не было, родители, не желая смириться с жизненным выбором сына, давно отказались от него, а любимый брат Дин редко выкраивал время для посещения.

Войдя в палату, Нора увидела, что Эрик спит. Он лежал, отвернувшись к окну, тело, укрытое разноцветным шерстяным пледом, который Нора связала сама, поражало болезненной худобой. Почти совсем облысевший, с ввалившимися щеками и приоткрытым ртом, Эрик походил на глубокого старца, побитого жизнью. А ведь ему еще не исполнился тридцать один год!

Нора словно впервые его увидела. Даже наблюдая, как состояние больного ухудшается день ото дня, она пыталась делать вид, будто все обойдется. И вот сейчас ее вдруг поразила мысль: не обойдется. Именно сейчас, в эту минуту, Нора поняла то, что Эрик пытался ей сказать, и скорбь, которую она до сих пор умудрялась сдерживать, грозила захлестнуть ее целиком. Если безнадежность причиняет такую боль ей, то каково тогда должно быть Эрику?

Нора подошла к кровати и погладила Эрика по лысой макушке. Оставшиеся редкие волосы стали тонкими, как паутина. Эрик повернулся, сонно заморгал и попытался изобразить мальчишескую улыбку. Это ему почти удалось.

— У меня есть две новости — хорошая и плохая.

Нора тронула его за плечо и поразилась, каким худым оно стало. В Эрике не осталось ничего от того рослого черноволосого паренька, который помогал ей заносить покупки в дом. Чуть заметно запнувшись, она бодро поинтересовалась:

— Поделись хорошей.

— Мне отменили все процедуры.

Нора сжала его плечо слишком сильно и почувствовала, как кости подались, словно птичьи. Она тут же разжала пальцы.

— А в чем состоит плохая?

Эрик решительно посмотрел ей в глаза.

— Мне отменили все процедуры. — Он помолчал. — Так сказал доктор Каломель.

Нора кивнула, пытаясь найти какие-нибудь проникновенные слова, но за одиннадцать месяцев, прошедших с тех пор, как Эрику поставили диагноз, между ними было уже все сказано. Они провели за разговорами десятки ночей. Нора даже поверила, что подготовилась к тому, что последует, подготовилась к началу конца, но лишь теперь поняла свою наивность. К смерти невозможно подготовиться, особенно когда она уносит очень молодого человека, которого ты любишь.

И все же Нора понимала, что происходит. В последнее время она стала ощущать, как рак забирает Эрика.

Эрик закрыл глаза. Нора спросила себя, вспоминает ли он того здорового, жизнерадостного, энергичного человека, каким был когда-то, преподавателя, которого обожали студенты? Или он вспоминает, как несколько лет назад его приятель Чарли, лежа на такой же больничной кровати, вел безнадежную борьбу со СПИДом?

Наконец он посмотрел на Нору. Она не могла видеть без слез, как Эрик пытается улыбнуться. В эти секунды у нее перед глазами встали отдельные фрагменты его жизни. Вот он, лопоухий, лохматый восьмилетний мальчуган с ободранными коленками, сидит за столом в се кухне и уплетает сладости.

— Я возвращаюсь домой, — тихо сказал Эрик. — Хоспис обещал помочь…

— Это здорово, — хрипло сказала Нора. Она улыбнулась чересчур бодро, как будто они говорили о том, где Эрик будет жить, а не о том, где он решил умереть. — В газете у меня дела складываются так, что я могу взять недельный отпуск и буду навещать тебя днем. По ночам я, конечно, работаю на радио, но…

— Я возвращаюсь домой, — перебил ее Эрик. — На остров.

— Ты наконец решил сообщить родным?

Нора не одобряла его решение бороться с раком в одиночку, но Эрик твердо стоял на своем. Он запретил Норе рассказывать кому бы то ни было о его болезни, и Нора была вынуждена считаться с его волей.

— Ну да, в прошлом они меня очень поддерживали.

— Эрик, это совсем другой случай, и ты сам это знаешь. Пришло время рассказать Дину и родителям.

Во взгляде больного Нора прочла такую безнадежность, что ей захотелось отвернуться.

— А вдруг я скажу матери, что умираю, а она даже не приедет меня навестить?

Нора разделяла его сомнения. Пусть даже вероятность такого развития событий была ничтожно мала, Эрику было невыносимо думать об этом.

— Позвони хотя бы брату, дай ему шанс.

— Я подумаю.

— О большем я и не прошу. — Нора заставила себя улыбнуться. — Если ты можешь подождать до вторника, я тебя отвезу.

Эрик тронул ее за руку:

— У меня мало времени. Я договорился, что меня доставят самолетом. Лотти уже там, готовит дом к моему приезду.

«У меня мало времени». Голос Эрика звучал мягко взгляд был и того мягче, но Нора уловила в нем отголосок прежней силы. Как уже бывало, он напоминает ей, что он взрослым мужчина.

— Ну вот. — Он хлопнул в ладоши. — Мы ведем себя как персонажи пьесы Ибсена! Давай поговорим о чем-нибудь другом. Я слышал твою сегодняшнюю передачу насчет матерей и дочерей. Догадываюсь, как тебе тяжело рассуждать на эту тему.