А потом снова зазвонил телефон, и я, жмурясь от солнечного света, схватила трубку.

— Детектив Рош из чесапикской полиции, — произнес незнакомый мужской голос. — Насколько я понимаю, вы заменяете доктора Манта. Необходимо, чтобы вы как можно быстрее приехали на место происшествия. Похоже, у нас несчастный случай с ныряльщиком на территории военно-морской судоверфи. Мы хотим поднять тело.

— Это тот самый случай, в связи с которым мне уже звонил один из ваших коллег?

Ответ, последовавший после продолжительной паузы, прозвучал несколько настороженно.

— Насколько мне известно, я первый, кто извещает вас об этом.

— В четверть шестого утра сюда звонил человек, представившийся неким Янгом. — Я посмотрела в блокнот. — Инициалы — «С» и «Т».

Еще одна пауза.

— Понятия не имею, о ком вы говорите, — тем же тоном ответил Рош. — У нас вообще нет никого с такой фамилией.

Я сделала пометку в блокноте. В крови уже шумел адреналин. Часы показывали десять тридцать. Я не знала, что и думать. Если первый звонивший не был полицейским, то кто же он тогда, почему звонил и откуда знает доктора Манта?

— Где обнаружено тело?

— Около шести утра охранник заметил за одним из кораблей стоящую на якоре мотолодку «джонбот». Он также заметил шланг, уходящий в воду. Через час мы обнаружили, что лодка и шланг оставались в том же положении, и тогда нам позвонили. Мы отправили водолаза, который и обнаружил тело.

— Личность установлена?

— В лодке найден бумажник. Водительское удостоверение на имя белого мужчины по имени Теодор Эндрю Эддингс.

— Репортер? — Я не поверила своим ушам. — Тот самый Тед Эддингс?

— Тридцать два года, волосы русые, судя по фотографии, глаза голубые. Адрес — Ричмонд, Уэст-Грейс-стрит.

Тот Тед Эддингс, которого я знала, был известным, отмеченным многочисленными премиями репортером, и работал он на «Ассошиэйтед пресс». Мне он звонил едва ли не каждую неделю — по разным вопросам. На мгновение я даже потеряла дар речи.

— Кроме того, в лодке был также девятимиллиметровый пистолет, — добавил Рош.

Придя в себя, я твердо заявила:

— Информация о личности погибшего ни в коем случае не должна стать достоянием прессы или кого-либо еще до полного подтверждения.

— Я так всем и сказал. Можете не беспокоиться.

— Хорошо. И что же, ни у кого нет никаких предположений относительно того, почему этот человек спускался под воду в районе верфи?

— Возможно, искал какие-то старые штуковины, оставшиеся со времен Гражданской войны.[3]

— И на чем основано такое предположение?

— Здесь ведь многие ищут в речках снаряды и все такое. В общем, мы его вытащим. Нечего ему там больше делать.

— Я возражаю. Не хочу, чтобы его трогали, а от того, что он проведет в воде еще немного времени, уже ничего не изменится.

— И что вы намерены делать? — настороженно спросил детектив.

— Пока не знаю. Мне нужно добраться до места происшествия.

— Ну, думаю, вам приезжать вовсе не обязательно…

— Детектив Рош, — оборвала его я. — Нужно ли мне приезжать или нет, какие действия производить и когда — это решать не вам.

— Видите ли, у меня здесь пара человек, а после полудня ожидается снег. Ждать на пирсе, на ветру удовольствие небольшое.

— В соответствии с законами штата Вирджиния, тело — в пределах моей юрисдикции, а не вашей. Ни полиция, ни другие службы — пожарная, спасательная, похоронная — заниматься им не в праве. Никто не должен притрагиваться к телу без моего разрешения.

Я произнесла это достаточно жестко, чтобы он понял — я могу быть и такой.

— Но мне придется задержать людей, спасателей и работников верфи, а им это не понравится. Военные требуют очистить место, пока не появилась пресса.

— Военных это тоже не касается.

— Это вы им сами скажите. Корабли-то им принадлежат.

— Обязательно скажу. А пока сообщите своим подчиненным, что я уже выезжаю.

Я понимала, что могу вернуться не скоро, через несколько часов, поэтому приклеила к входной двери записку с зашифрованными инструкциями для Люси — как попасть в коттедж, если меня еще не будет.

Я спрятала ключ так, чтобы найти его могла только она, собрала медицинский чемоданчик и положила в багажник своего черного «мерседеса» гидрокостюм.

К 9.45 температура поднялась до 38 градусов. Мои попытки дозвониться в Ричмонд, до капитана Пита Марино, оказались безуспешными.

— Слава богу, — пробормотала я, хватая трубку, когда телефон в машине наконец-то подал голос. — Скарпетта.

— Привет.

— У тебя включен пейджер — я в шоке.

— Если в шоке, тогда какого черта звонила? — Марино явно был рад, что я его побеспокоила. — Что стряслось?

— Помнишь того репортера, которого ты недолюбливал? — Разговор могли прослушивать, поэтому я старалась обойтись без подробностей.

— Это какого?

— Того, что работает на «АП» и частенько ко мне заскакивает.

Он на секунду задумался.

— Так в чем дело? Ты с ним поцапалась?

— Ну-у… Может быть. Я еду сейчас к реке Элизабет. Звонили из чесапикской полиции.

— Минутку. Так у тебя с ним что-то другое.

— Боюсь, что да.

— Ни хрена себе.

— У нас только водительское удостоверение, так что полной ясности пока нет. Хочу посмотреть, что и как, прежде чем его уберут.

— Подожди-ка. А на кой черт тебе что-то делать? Другие разве не могут?

— Мне нужно посмотреть самой, — повторила я.

Марино всегда старался, порой излишне рьяно, оберегать меня от неприятностей, и услышанное ему явно не понравилось. Я почувствовала это даже по его молчанию.

— Просто я подумала, что ты, возможно, захочешь проверить его квартиру в Ричмонде.

— Да уж, проверю.

— Я не знаю, что мы там найдем.

— Будет лучше, если сначала найдут они.

В Чесапике я повернула налево на Хай-стрит и некоторое время ехала мимо каменных церквей, стоянок подержанных автомобилей и трейлеров. Дальше, за городской тюрьмой и управлением полиции, шли казармы, постепенно растворявшиеся в бескрайнем, угнетающем однообразием пейзаже, самой примечательной деталью которого была автосвалка, окруженная проржавевшей оградой с протянутой поверху колючей проволокой. В центре этой территории, заваленной железяками и заросшей сорняками, находилась электростанция, сжигавшая мусор и уголь, чтобы поставлять энергию судоверфи, уныло, словно по инерции, продолжавшей свой обреченный бизнес. Сегодня здесь было тихо, над трубами не вился дым, не громыхали по рельсам вагонетки, замерли краны. Как-никак канун Нового года.