– Понял. Ну что ж, для первого знакомства не так уж плохо. Я уйду, но вернусь.

И он ушел.

– Мать, скажи, на что она живет?

– Кто? – рассеянно отозвалась Нина Михайловна, помешивая что-то на сковороде.

– Туся.

Нина Михайловна быстро уменьшила огонь и внимательно посмотрела на сына.

– Мать, я задал тебе вопрос.

– Честно говоря, не знаю. Я познакомилась с ней в редакции одного глянцевого журнала. Но что конкретно она там делает, не знаю.

– Но ведь ты рисовала ее портрет… Вы что, ни о чем с ней не говорили?

– Почему? Говорили. Я спросила: правда ли, что у нее был роман с Мак-Лейном?

– С каким Мак-Лейном? – испугался он.

– С тем самым, голливудским.

– Митчел Мак-Лейн? Знаменитый актер?

– Ну да.

– Где она его взяла?

– А он тут снимался. Что, уже ревнуешь? А кстати, почему ты так заинтересовался ее жизнью? Ты что, уже виделся с ней?

– Представь себе.

– И что?

– Подожди, что она тебе ответила?

– О чем ты? – растерялась Нина Михайловна.

– Ну насчет Маклейна… У них правда был роман?

– Был. Так что тебе там вряд ли что-то светит.

– Это мы еще посмотрим!

– Слушай, Лешка, а ты что, так прямо взял и заявился к ней?

– Ага, взял и заявился. С розами.

– А она что?

– Удивилась. Но когда я сказал, что я твой сын, даже обрадовалась. И чаем напоила.

– Ты же не пьешь чай!

– А у нее нет кофе. Я так понял, что ей не на что его купить.

– Может, и так.

– А этот, голливудский… Он что, ей не помогает?

– Видимо, нет. Я не знаю. Но она сказала, что они расстались. Она поняла, что он ей чужой… А еще она говорила, что продала браслет, им подаренный, и купила компьютер. И сколько-то времени жила на эти деньги. И еще, что этот роман принес ей одни неприятности. В театре чуть не сдохли от зависти.

– Она что, кордебалетная?

– Да нет, она была, что называется, корифейкой. А в тридцать получила травму на репетиции и уже не смогла вернуться на сцену. Лешка, она ранимая, одинокая, не слишком приспособленная к жизни. Не надо с ней играть.

– Не собираюсь.

– И слава богу.

– Я собираюсь на ней жениться. И уже сделал предложение.

Нина Михайловна оторопела.

– А она что?

– Практически прогнала меня.

– Ну и умница.

– А я все равно на ней женюсь. Я возьму ее штурмом. Или осадой. Но она будет моей женой. И не вздумай напоминать, что она старше меня. Мне на это плевать.

– Ну что ж, после твоей Верочки мне уже ничего не страшно.

Нина Михайловна молча поставила перед ним тарелку супа.

– Ешь, Лешик.

Он съел несколько ложек, потом решительно отодвинул тарелку.

– Слушай, мать, скажи-ка мне, как вы, бабы, реагируете…

– На что?

– На штурм, например…

– По-разному. Зависит от бабы.

– Ну есть же, наверное, какой-то стереотип?

– Отвяжись, Лешик, устраивайся сам. Ты уже большой мальчик. Но один совет, пожалуй, могу дать…

– Я весь внимание!

– Повторяй свои попытки. Приходи, дари цветы. Женщинам это всегда приятно. И если результат будет тот же, исчезни на какое-то время. Внезапно. Вдруг. И она непременно встревожится, начнет думать о тебе. Невольно.

– Ты это сама придумала?

– Да нет, твой папаша действовал со мной именно так. А недавно я прочла подобный совет в «Оракуле».

– Мать, ты читаешь такие газеты? – безмерно удивился Алексей.

Нина Михайловна покраснела.

– Раньше не читала. Но с тех пор как Люська нашла себе мужика, последовав совету этого самого «Оракула», иногда читаю.

– Ты что, тоже мужика ищешь?

– Может, и ищу!

– Ты у меня грандиозная женщина!

– Просто я еще совсем не старая, Лешик. Мне всего-то пятьдесят. В наше время это не возраст.

Она была еще любима,

Но ей уже не повезло.

Из песен Б. Абарова

Телефон зазвонил, когда Туся открывала почтовый ящик. Она дернулась, уронила ключи и стала судорожно шарить в сумке. Мобильник, как назло, не попадался, продолжая играть песню Сольвейг. Но когда наконец она схватила его дрожащее тельце, он умолк. Черт бы его побрал. Почему-то она была уверена, что этот звонок не предвещал ничего хорошего. Номер не определился. Может, ошибка? Она сунула мобильник в карман пальто, достала из ящика газеты, подобрала с полу ключи и сумки и, тяжело вздохнув, направилась к лифту. Сегодня с самого утра она ждала какой-то неприятности. Может, все дело в отвратительной погоде? Скорее всего. Снег с дождем, ледяной ветер, под ногами грязная каша. Словом, зима в Москве. Однако, войдя в квартиру, она вздохнула с облегчением. Тепло, чисто, уютно. Они с Алексеем купили эту квартиру два года назад, и она обожала здесь все – плитку в ванной, шкафы на кухне. Со стиральной и посудомоечной машиной она даже разговаривала. Когда посудомойка громко возвещала о конце работы, Туся спешила к ней со словами:

– Иду, иду, моя ласточка!

Она успела снять только один сапог, когда опять запел мобильник. Она выхватила его из кармана:

– Алло!

– Наталья Дмитриевна? – спросил незнакомый женский голос.

– Да.

– Слушай, ты, старая кошелка! Полакомилась молодым мужиком, и хватит! Ты и так уж давно на пенсии, а скоро тебя и муж проводит на заслуженный отдых, так что советую первой уйти. Чтобы не было так мучительно больно.

И наглая баба бросила трубку. Номер опять не определился. Туся стояла посреди прихожей, сжимая в одной руке снятый сапог, а в другой мобильник. Потом рухнула на пуфик.

Вот оно, то, чего я так боялась все эти годы, что мешало мне быть счастливой на всю катушку. Только я не могла предположить, что это будет так нестерпимо вульгарно… Неужели Алексей мог связаться с подобной бабой?

Опять зазвонил телефон, на сей раз домашний.

– Я слушаю.

– Тусенька, что у тебя с голосом? – встревоженно спросила свекровь.

– Ничего, просто погода гадкая.