– А для чего молоток? – осведомился Энди, потрясенный как предусмотрительностью своего друга, так и его кровожадными наклонностями. – Ты же не собираешься бить ее по голове? Мне это не правится. Я думаю, что нас будет двое против одного. Кроме того, она женщина.

Снова опустившись на корточки, оба приятеля спрятались за дождевой бочкой, которая стояла у стены небольшого дома Сомервиллей, снятого семейством на Халфмун-стрит. Вилли объяснил, что молоток нужен, чтобы обезвредить того, кого он не считал достойным проткнуть ножом.

– Кого-нибудь вроде Пинча, например, – прошептал он, наблюдая, как один из охранников проходит в конце аллеи. – Хотя я не думаю, что смог бы ударить Пинча, а ты?

Улыбка озарила длинное, тонкое лицо Энди, а его темные колючие глаза заискрились:

– Я не думаю, что ты на это решишься, – сказал он и повернулся, чтобы взъерошить золотые локоны Вилли. В этот момент его друг скорчил страдальческую мину при мысли о нападении на дворецкого Глиндов.

– А сейчас внимание! Охранник уже дважды проходил. Если мои расчеты верны, то он вернется, по крайней мере, только через час. Этого времени достаточно, чтобы сделать то, что мы задумали.

– Уж скорее бы. Не нравится мне это все, Энди, – предупредил Вилли, поднимаясь, чтобы запрыгнуть на крышку бочки. – Часа через три станет светать, а Гарри сказал, что мы уезжаем в Глиндеварон с первыми лучами солнца. Чуть опоздаем, и он точно заметит, что к процессии добавилась еще одна карета.

Держась за удобный выступ, он поднялся на ближайший балкон и протянул руку своему другу:

– Теперь твоя очередь, Энди.

Энди, который до тошноты боялся высоты, заколебался на секунду. Но Вилли быстро втянул его за собой на хрупкий островок из кованого железа – на балкон, который был воздвигнут скорее по случайности, чем по проекту.

– Доставай лом, – торопливо прошептал Энди, цепляясь за грубый, обсыпавшийся кирпич и изо всех сил стараясь не смотреть вниз. – Попробуй, сможешь ли ты открыть окно. Пожалуйста, поторопись, Вилли, мне не нравится на этом балконе. Мне кажется, он шатается.

Вилли, зная о неприязни своего друга к высоте, решил немного позабавиться над ним. Он тряхнул головой и твердо заявил, что абсолютно уверен в надежности балкона и что спальня дочери Сомервилля не может располагаться на этом этаже.

– И не будь неженкой, Энди, – предупредил он. – Балкон в полном порядке. Смотри, я докажу это.

С этими словами Вилли подпрыгнул раза три, и его маленький арсенал оружия звенел при каждом движении. Балкон продолжал колебаться и скрипеть еще несколько секунд после того, как Вилли прекратил свою атаку на него.

– Ну, теперь ты доволен? – с усмешкой спросил он.

Энди, с исцарапанными пальцами, крепко вцепившись в кирпич, гневно взглянул на своего друга:

– Ты сделал это нарочно, Вилли, – с чувством объявил он.

– Признаю, нарочно. И ты это знал. Подумай, ты сам мне говорил, что джентльмен никогда не обращает внимания на мелочи. Стыдись, Энди. Даже в ночном свете я вижу, как ты побледнел. Ты хорошо себя чувствуешь? Сложно поверить, что все это придумал ты. Но вернемся к тому, что я говорил ранее о спальне мисс Сомервилль. Я думаю, мы должны залезть на тот водосток, а с него, на другой балкон.

Не заботясь о том, что их могут обнаружить и отправить в тюрьму, Энди заорал:

– Вилли, открывай это чертово окно, немедленно!

– Почему бы тебе не закричать еще громче, Энди? – предложил Вилли, доставая металлический лом и прилаживаясь к окну. – Тогда весь город соберется.

Шутки шутками, но нужно было двигаться дальше.

– Ну разве это не обидно? Оно даже не было закрыто на щеколду, – недовольно проворчал Вилли секунду спустя, когда окно бесшумно распахнулось. – Ты удивишься, Энди, во что может превратиться этот мир, если люди даже не затрудняют себя тем, чтобы закрыть окно. Добро пожаловать, проблемы, – вот что это значит. Подумай об этом немного, Энди. Любой мог прийти сюда ночью и ограбить их – или того хуже… Любой!

– Да заткнись, Вилли, – приказал Энди и, оттолкнув друга в сторону, нырнул в дом Сомервиллей.

Сей грубый маневр повлек за собой не менее грубое приземление, а также звон разбитого стекла, сопровождаемый грозным проклятием мужчины и душераздирающим женским криком. Затем раздались отвратительно глухой стук тела, которое с силой ударилось о деревянный пол и, наконец, голос женщины, очевидно ирландки, призывающей Пресвятую Деву Марию и всех святых защитить ее бедных младенцев от того, чтобы быть убитыми в своих кроватях.

Теперь Вилли вряд ли бы согласился с Энди, что это приключение. Случившееся нельзя было таковым назвать; по крайней мере, приключение должно соответствовать некоторым условиям, а хаос, который творился в темноте с другой стороны полуоткрытого окна, явно не подходил под их описание. На ум приходили другие, менее приятные слова: бедствие, или погром, или лишение свободы, или худшее из всего – Гарри.

Вилли должен был сделать выбор и быстро принять решение. Он мог нырнуть в дом, чтобы спасти друга, которого, судя по глухо доносившимся звукам, сильно били по голове и плечам какими-то предметами. Или сбежать тем же путем, которым пришел. А затем под вымышленным именем присоединиться к какой-нибудь коннице с надеждой на быструю и относительно безболезненную смерть в руках любого врага Англии, которого он смог бы найти.

Но тут Вилли пришла в голову мысль о том, что он прожил только четверть жизни, что оставленного ему наследства вполне достаточно для безбедного существования и что только сейчас наступает основная фаза его жизни. Ведь до настоящего времени он не делал ничего более важного и волнующего, чем разговор с танцовщицей. Он также не обнаружил в себе никакого желания умереть за свою страну или за кого-либо еще, а кроме того, в его голову закралось маленькое подозрение, что Энди однажды все-таки найдет его, где бы он ни скрывался, и снимет с него кожу дюйм за дюймом. Все эти размышления определили решение Вилли. Он глубоко вдохнул, нагнул голову и шагнул в окно.

Сцена, которая представилась его взору, была прискорбна и комична одновременно. Энди лежал на спине на полу, напоминая Вилли опрокинутую морскую черепаху, которую он когда-то видел на берегу в Брайтоне. Руки и ноги друга были подняты, чтобы защитить себя. Над Энди, вооруженная зловеще выглядевшими пяльцами, стояла маленькая, очень толстая женщина неопределенного возраста, а ее тяжелая белая хлопковая ночная рубашка развевалась как парус на судне в попутный ветер.

Вилли вытащил из-под плаща длинную веревку, но, бросив оценивающий взгляд на объемы женщины, сразу же извлек вторую.

– Вы грязное, противное чудовище, вы, – женщина была так поглощена своей жертвой, что не заметила присутствия Вилли. Она говорила с рычащим акцентом и каждое свое слово сопровождала ударом пяльцев, – вы не окружите меня, недостайные!

– Достойные, госпожа, – исправил Вилли, подойдя к ней, и слегка похлопал женщину по плечу. – Правильно говорить – «достойные». А теперь прекратите, пока вы не травмировали беднягу.