— В просторах изумрудной тьмы, на дне неведомых пучин, раскинулись владения Ульмы, баюкая в объятиях детей глубин… — так начиналась песнь нашей расы. Мы исполняли ее каждое утро. Когда солнце оголяло первые лучи. Когда океан был тих и спокоен. Раньше я любила те минуты, когда таким как я разрешалось покидать глубины Ульмы, чтобы воспеть о величии королевства. Но уже больше года я выходила на берег с тяжелым сердцем и не пела. Лишь делала вид, двигая губами, будто немая рыба, исполняла пеан. Даже странно, что когда-то мне нравилось наблюдать за ленивым восходом солнца, что медленно и плавно поднималось из недр синего океана, чтобы озарить светом Элсис. Поначалу у меня захватывало дух от красоты нашего мира, но я давно перестала им любоваться. Как сейчас помнила тот миг, когда на меня обрушилось осознание своей никчемности в Ульме, а сирены, что окружали повсюду, казались чужими и далекими. Словно моя изумрудная ячейка никогда не лежала с ними в одной пещере, а жизнь нам дала не королева. Все могло сложиться по-другому, но мне не повезло! Я часто задавала себе вопрос. Почему Я? Почему именно со мной судьба обошлась так жестоко?! Настолько жестоко, что и врагу не пожелаешь! По какой-то неизвестной мне причине я не стала сиреной. Я — оши. Не такая, как все. Не друг, и не враг. Никто. Просто пустое место. Испорченная! Негодная! Такие как я — хворь на безупречном лице общества сирен. Таким как я даже имени не давали. Только порядковый номер зародыша и букву времени года, в котором он был сотворен. Я — Л49. Неудачница! Самое низшее звено!

Но даже для каждой «никто» была уготована своя участь, о которой сообщали позже. Не до конца окрепший юный мозг не сразу понял, для чего мне сохранили жизнь и почему не проткнули бракованную ячейку, не выбросили ее в пучину океана. Раньше так и поступали со всеми оши, что не обладали способностью плавать в морских глубинах и превращаться в настоящую сирену. Но со временем королева Лиона нашла и нашему бесполезному виду применение. До полного взросления мы трудились на благо королевства, взяв на себя выполнение самой грязной работы, а потом нам придавали товарный вид и продавали на торгах нагам в качестве рабынь, как отработанный материал, ведь мы были предназначены для жизни на земле, а не под водой. Содержать нас в глубинном королевстве было слишком накладно и трудно для сирен. Пришлось построить для нас отдельное, полностью лишенное воды, крыло. А совсем ни на что не годных, что даже внешностью не вышли, обменивали на таких же неугодных нагов-мужчин.

Из мужского королевства Велимор еще никто не возвращался!

Магия королевы из сезона в сезон давала сбой. Всякий раз на свет появлялись испорченные, поэтому каждая чистокровная сирена была на счету. Для них создавались поистине райские условия — жизнь в богатстве и роскоши. А таким как я оставалось лишь завидовать и обслуживать избалованных вниманием девиц, порой жестоких и похотливых. Они не чурались издеваться над нами, раздавая оплеухи налево и направо, могли избить до полусмерти и нередко придавались плотским утехам с оши, хотя и считали их грязью под ногами. Никто не мог их остановить или наказать за страшные бесчинства, ведь сама королева порой участвовала в оргиях. Я каждой клеточкой своего никчемного тела ненавидела этот, как они себя называли, «великий народ»! Даже наги, что попадали в плен, не вызывали во мне столько отвращения, как мои соплеменницы!

Где-то в глубине сознания я радовалась, что мне не пришлось прислуживать знатным сиренам, ведь я трудилась в темнице Ульмы, поддерживая жизнь пленным, над которыми издевались так, что порой смотреть было больно. Тех нагов, которых обменивали на торгах, держали в одиночных камерах, как и тех, кто незаконно пересек границу Великой стены. Это удавалось не многим. Чтобы прорваться через барьер, нужно найти брешь в охране воительниц или получить частичку силы короля нагов, что происходило крайне редко. И те, и другие — были вне закона! Я смутно представляла, зачем мужчинам намеренно идти на преступление? Какую цель все они преследовали? Почему стремились попасть в королевство сирен?

Не со всеми пленными мне удавалось наладить контакт. В основном, они неохотно шли на разговоры, особенно, если вопросы касались Велимора и истории их пленения. Но Илар — наг, попавший в Ульму незаконно и намеренно, с самого начала не чурался говорить со мной на запретные темы. Я понимала, что он многое не договаривал и часто уходил от прямых ответов, но о быте нагов мне все же удалось узнать хоть что-то. Этого было катастрофически мало для полной картины и понимания их уклада и жизни в королевстве, но лучше, чем ничего.

Я прикипела к Илару всей душой и старалась следить за ним особо тщательно, выкраивая лишние порции еды, убирая его камеру лучше остальных. Ему удалось невозможное! В своей змеиной ипостаси он сумел протащить и спрятать в углу камеры редкие драгоценные камни и украшения, которые дарил мне в благодарность за заботу. С помощью Илара моя жизнь в Ульме не стала такой трагичной, как у других оши. Тем страшнее и противнее было наблюдать за настоящей кровавой и порочной расправой над этим мужчиной.

В15 тогда приболела и попросила меня заменить ее. В подробностях рассказала, как именно нужно обслуживать высокородных сирен на закрытом празднике, где собиралась лишь элита, включая саму королеву, не менее жестокую и похотливую, чем ее подданные. Я облачилась в серое одеяние оши — неприметное платье с длинными рукавами, обтягивающее тело грубой колючей материей и надела специальную маску с небольшими прорезями для глаз, сотканную из чешуи сизой рыбы укли. Она надевалась на голову ободком и тряпицей свисала на лицо до подбородка. Покрывалась сверху капюшоном платья. Сирены часто заставляли нас скрывать лица, особенно тех, кто лично им прислуживал. Объясняли это диким отвращением к испорченным, и показывали тем самым нам же наше место в их обществе.

Будто призрак я сновала между столиками, разнося еду и напитки. Помещение глубинного зала считалось самым красивым и помпезным в Ульме. Оно полностью состояло из прочного стекла и напоминало огромный шар. Красота океана заставляла почти безотрывно смотреть на стены, улавливая взглядом все богатство подводного мира. Одинокие красные рыбы, что плавали за стеклом, лениво огибали внешний круг зала. Полосатые сбивались в стайки и резко отплывали от стекла. На прозрачных столиках причудливых, совершенно невообразимых форм, стояли колбы с водой, где обитали морские звезды, цветы из алых кораллов и кучерявые водоросли цвета песка. У трона королевы располагались круглые аквариумы, в которых плавали электрические скаты — любимые существа Лионы. Сам же трон был полностью усыпан белым жемчугом и мерцал в холодном свете медузообразной люстры, которая парила в воздушном пространстве, медленно двигаясь по внутреннему кругу центра зала. Огромная водная скульптура в виде акулы, будто произрастала из прозрачного пола и возвышалась почти до потолка, отбрасывая мелкие брызги на ближайшие к ней столики. Сотканная магией, она блестела переливами чистейшей воды, что циркулировала по кругу, четко очерчивая изгибы животного.

Засмотревшись на красоты зала, я не сразу услышала, что меня окликнула госпожа. Я подбежала к столику и виновато склонила голову. Тут же получила затрещину, и едва удержалась на ногах. Ухо загорелось от боли, а щека засаднила. Тонкая маска не уберегла от удара.