Раз жениха еще нет, понятно, что ужина тоже нет, и я начинаю сожалеть, что за целый день не поимел и маковой росинки, по-студенчески надеясь наверстать все за свадебным столом.

От яркости красок начинают болеть глаза. От улыбок сотням незнакомых гостей сводит лицо. От непрекращающейся ни на секунду музыки глохнешь, от быстрого разговорного диалекта вокруг (совсем не похожего на тот язык, которому нас учили несколько лет в МГУ) – глупеешь.

Шли часы, а ничего не менялось. Боря Калягин, в будущем звезда советской тележурналистики, а тогда такой же студент, пришел откуда-то из глубин шумящего дома и вид при этом имел весьма торжественный. «Нам оказана огромная честь, – провозгласил он, – сейчас мы пойдем внутрь и увидим невесту. Причем мы увидим ее раньше, чем жених!»

Жених все еще где-то ехал, а невесту он должен был впервые увидеть только во время самой церемонии.

Гордые оказанной нам честью (так преломился в этой милой семье популярный тогда лозунг «Хинди – руси бхан, бхан!»), мы гуськом пошли глазеть на невесту. И она, и ее подруги были разрисованы до невозможности. Все улыбались – хотя должен сказать, что, несмотря на костюм и грим, невеста показалась нам дурнушкой. Бедный жених, он ее еще не видел, мелькнуло в голове.

На улице начался полный шабаш, люди плясали, прыгали, кого-то подкидывали, рвались петарды, музыка ревела на весь город – и на белом коне (!) в белоснежном камзоле в высоком тюрбане, из черноты улицы возник долгожданный жених. Вокруг метались девушки, выкрикивающие положенные непристойные куплеты, кто-то аплодировал и вдруг из абсолютно темного неба как бы сами собой стали сыпаться лепестки роз – на импозантного жениха, на горделивого коня, на беснующихся вокруг, на нас, маленьких советских студентов, ощущавших себя членами огромной семьи – все стало розовым от этих нежных лепестков…

«Мело, мело по всей земле…» – вспомнилось вдруг, ведь это было сегодня, снежная предрассветная дорого в Шереметьево. Казалось, что прошли годы и так уютно чувствовали мы себя этой жаркой декабрьской ночью.

И снова пошли часы ожидания. Из гордости мы продолжали занимать свои стульчики, а люди куда-то перемещались, всасывались в какие-то залы и сладко и горько пахло специями, рисом и фруктами.

Я изнемог и надавил на Калягина. Он пришел испуганный. Оказывается наше пребывание считается такой честью для новобрачных, что нас кормить не будут, а будут просить нас прислуживать за свадебным столом и раздавать гостям блюда.

«Недостойные мы!» – возопил я, и Калягину, со свойственной ему уже тогда дипломатичностью, удалось убедить организаторов, что, мол, наши девушки из скромности не смогут выполнить столь важное задание. Организаторы задумались и приняли окончательное решение – нас посадят за праздничный стол, но, из уважения, не сейчас, а когда в самом конце сядут жених с невестой.

Где-то под утро мы сидели за роскошным столом – прямо передо мной была невеста; мне показалось, что у нее странная татуировка на губах. Две белые полосы. Ни одна этнографическая работа такого не описывала. Приглядевшись, я понял свою ошибку – это были два длинных верхних зуба, дотянувшиеся белыми полосками до нижней губы. Я отвернулся и решительно взял что-то с тарелки – и атомный взрыв потряс мое существо, горело все, пылало – и я схватил стакан холодной воды (невеста мило улыбалась двумя зубами) и осушил его залпом. «Некипяченая» – ехидно сказал голос Калягина.

Кстати, практический совет. Обожженный острой местной едой рот ни в коем случае нельзя пытаться успокоить водой, соком или пивом – только простоквашей. Запомните, наверняка пригодится. И сырую воду, конечно, пить нельзя.

Но тогда я этого не знал, как не знал еще почти ничего. Жизнь только начиналась– неожиданным праздником, на котором, непонятно как, мы не чувствовали себя чужими.

Надеюсь, эта пара счастлива и сегодня. И уже отпраздновала, наверно, золотую свадьбу – ведь разводы для Индии более чем не характерны.

Город с тех пор изменился, особенно в центре, где выросли булыжники офисов и стеклянные небоскребы отелей, но утро, то самое первое утро в Дели повторяется каждый раз, когда я просыпаюсь в этом городе – пронзительные гудки транспорта, розоватая дымка, запах невидимых костров, предощущение жары и маленькие зеленые попугаи, прилетающие к окну как воробьи. А главное – чувство беспричинной радости и молодости!

Обращаясь к приезжающим в Индию, где-то надо сказать несколько предварительных слов – и лучше всего сделать это сейчас, говоря о Дели, ведь, скорее всего читатель начнет мою книгу именно с этого города, с первого пункта своей программы.

Начну с цитаты из умного и наблюдательного путешественника. Повспоминав о любимом, он так начал свой рассказ:

«Прилетев рано утром в Дели, я сразу почувствовал: я в другом мире. Все меня ошеломило – и старые храмы, и дети, и деревья и луна. Особенно меня поразили люди: они иначе держались, чем в других странах, которые я знаю, иначе разговаривали, да и говорили они о другом… Удивить человека в моем возрасте нелегко. Добавлю, что я хорошо знаю Европу, побывал в Китае, в Северной и Южной Америке. Индия, однако, меня поразила, мне казалось, что я вижу мир внове» (Илья Эренбург).

До того как вы увидите города, горы и реки, вы встречаетесь с людьми – прямо в аэропорту. И вы неминуемо совершаете стандартную ошибку, впервые вглядываясь в Индию – вам кажется, что вас окружает хаос.

В этом хаосе для приезжего непонятно все, его грандиозность усугубляется яркой экзотичностью и, ощущаемой, но непостижимой глубиной. И еще тем, что этот космический хаос живет сам по себе, не обращая на вас никакого внимания, не впуская в себя и не приспосабливаясь к вашему пониманию и привнесенным представлениям о том, какой должна, по вашему, быть Индия. Она – иная, что бы вы там не придумали себе заранее.

Но на самом деле никакого хаоса нет (так и индуизм кажется издали совершенно неупорядоченным, а на самом деле являет собой поразительно сцементированную и конечную систему – об этом в другом месте). И для индийцев в обрушивающемся на путника столпотворении практически все и ясно, и понятно, и читается как знакомая с детства книга.

Об этом полезно знать и иностранцу. Как же видят друг друга эти миллионы мужчин, женщин и детей, обтекающие вас со всех сторон, едва вы вошли в делийский аэропорт имени Индиры Ганди?

А видят они совсем другое, не то, что многоликой толпой, безымянной и непонятной, лишает вас способности к различению. То, что для прибывшего – бесконечная неназываемая человеческая масса, для каждого из них (даже при отсутствии «вербальной коммуникации») – люди с легко читаемыми характеристиками (район рождения, религиозная принадлежность, язык, вкусовые пристрастия, каста, брачный статус, положение в обществе) – даже издали, проходя, не обмениваясь репликами.

Ну а минутная остановка, всего два-три слова – и информация резко увеличивается Украшения, косметика, одежда, словоупотребление, манера речи и, конечно, имена – все это позволяет надежно поместить случайно встреченного в определенную этническую, религиозную, социальную нишу.