Все письмо — о её недостатках. Знаю, знаю, у неё масса достоинств, но не будем сейчас о них, ладно? Ей-богу, не до того мне. Не будь у неё хороших сторон характера, она давно бы загнулась. Сама себя или кто-нибудь её прикончил бы. Ладно, сейчас я выговорилась, немного полегчало. А поскольку мне предстоят несколько дней отдыха и спокойствия, я наберусь сил на будущее. Не переживай за меня. Целую!

Закорючка

Читать письмо я закончила, как раз подойдя к двери своей квартиры. Извлекла из кармана куртки ключи, вошла, заварила чай, а сама все думала о прочитанном письме.

Было в нем что-то знакомое, однако я не стала напрягать память, припоминая, что именно.

Гораздо интереснее было, кто писал и кому.

А главное, о ком?! Баба бабе и о бабе. Три бабы, и, судя по всему, личности не банальные. Впрочем, адресатов не так уж и важна, бог с ней, а вот две остальные… Похоже, что одна из них в какой-то степени зависит от другой, то ли начальницы, то ли родственницы, но живут не вместе, скорее всего, вместе работают. Работают не каждый день, урывками. И ещё: из письма следовало, — что несносная баба гораздо важнее.

Да, гангрена та ещё. Какое счастье, что не мне приходится иметь с ней дело. Вот интересно: ведь преотвратная особа, характер премерзкий, — какие у неё вообще могут быть достоинства? И опять, подумав об этой мегере, показалось мне в ней что-то вроде бы знакомое, и опять я отмахнулась от этой мысли, затолкав её в самый дальний уголок сознания, направив все умственные силы на попытки разгадать, о ком велась речь в письме и кем. И спохватилась — а на кой мне это? Делать, что ли, нечего?

Я не психиатр, чтобы копаться в индивидуальных особенностях человеческой личности.

Одно для меня было ясно — письма я адресату не верну. Думаю, небольшая потеря. Автор письма излила душу — и это для неё главное, наверняка адресатка и без этого письма прекрасно знала особу, о которой шла речь. Решено, хватит об этом думать, совесть моя может быть чиста.

И я занялась своими делами, хотя письмо продолжало маячить где-то на задворках сознания. А дело у меня было очень срочное и важное — разыскать нумизматический каталог, чтобы прочесть в нем о брактеате Яксы из Копаницы. И тут зазвонил телефон.

— Привет, — услышала я голос Аниты, моей старой приятельницы, которая в данный момент была главным редактором одного из модных цветных журналов. — Как думаешь, если мне пришло письмо, начинающееся со слов «Иоанна, здравствуй», то, может, оно адресовано не мне? Может, тебе?

— А от кого? — поинтересовались я.

— От Гражинки.

— А что в нем?

— Обращённых к тебе слов в нем очень немного, зато весь лист с обеих сторон заполнен какими-то значками и цифрами И ещё названиями, кажется географическими. Точно, вот вижу:

«Новая Зеландия», «Австралия», «Франция», «Югославия». Впрочем, таких понятных слов намного меньше, чем непонятных значков и цифр.

— А! — обрадовалась я. — Это описание филателистической коллекции, которую мне жутко хочется приобрести. И я попросила Гражинку прислать мне её содержание, чтобы хорошенько подумать, а не покупать кота в мешке. Раз Новая Зеландия, пожалуй, стоит. Отдашь мне письмо?

— Разумеется, оно же тебе послано! Заедешь за ним или почтой послать?

— А если с посыльным? У тебя ведь есть курьеры. Тогда оно быстрее придёт.

Анита засомневалась.

— В принципе могу, я как раз посылаю парня по делу, и если ты ему не пожалеешь пяти злотых чаевых, он охотно сделает крюк по дороге.

— Да я с радостью и десять злотых ему дам! С нетерпением жду твоего парня, вели ему поторопиться. Пусть отправляется немедленно.

— Хорошо, прямо сейчас и отправлю.

Брактеат Яксы из Копаницы тут же был задвинут в дальний угол, как только что прочитанное непонятое письмо. И в голове, и на столе расчистилось место для филателистического каталога. Ох, давно я ною — слишком мало в моей тесной квартире горизонтальных плоскостей. Дрожа от возбуждения, я принялась листать каталог марок. Предстояло решить очень важную проблему, сто раз все продумать. А когда все твои мысли о марках, уже ни на какие сопутствующие темы, проскользнувшие в разговоре с Анитой, места не оставалось.

И только когда захлопнулась дверь квартиры за посланцем Аниты, чрезвычайно довольным щедрыми чаевыми, и в руках у меня оказалось адресованное мне письмо, на конверте которого стояли адрес и фамилия Аниты, и когда я прочла короткое сообщение Гражинки о том, что теперь она продолжит свой путь, поскольку сделала остановку специально для того, чтобы выполнить моё поручение, у меня внутри что-то вроде бы тихонечко оборвалось. Этим пока все и ограничилось, по-прежнему самым важным был полученный от Гражинки список коллекции марок известного филателиста, скончавшегося в глубокой старости и оставившего все своё имущество вкупе с коллекцией своей сестре, наверняка тоже даме почтённого возраста.

О сестре филателиста следует сказать особо, ведь именно с неё все и началось. Она уселась на завещанные ей марки, как квочка на яйца, и с места не желала сдвинуться. И говорить о продаже марок не хотела, хотя в принципе жила на весьма скудные средства. До такой степени бедствовала, что обращалась за помощью в благотворительные организации. Я никак не могла понять, в чем же дело. Скорее всего, престарелая наследница не отдавала себе отчёта в ценности доставшейся ей коллекции. В марках она совсем не разбиралась, они были для неё простыми бумажонками, которые брат неизвестно почему так любил. Если бы она берегла их так в память о покойном брате, её ещё можно было бы понять. Да куда там! Ведь безо всякой жалости разбазарила все принадлежащие брату вещи: одежду, предметы меблировки, украшения интерьера, вообще все. Я уже упоминала, что жила она в бедности. При жизни брата кормилась с его стола, теперь же денег не хватало на самые скромные продукты питания, вот она и распродавала что могла. А марки не трогала.

Подтяжки брата, правда, не стала продавать, а подарила их ксёндзу Да только не в радость священнослужителю был её подарок. Злополучные подтяжки наделали ксёндзу много хлопот.

Их стащил племянник ксёндза и смастерил отличную рогатку Начал с того, что с её помощью выбил стекло в окне ризницы, совершил ещё множество подобных подвигов, и в конце концов дядюшке пришлось выручать хулигана из арестантской, куда полиция посадила разбойника за безобразия, учинённые в зоопарке. Пришлось ещё и штраф уплатить, хотя мальчишка с рёвом доказывал, что стрелял сливами не по обезьянам, то есть по обезьянам — никуда не денешься, раз застукали на месте преступления, — но ведь он же старался в обезьян не попадать, а просто забрасывал их сливами, угощал зверушек. Хотел как лучше.