– Мы ее сбили? – коротко спросил выскочивший из лимузина Карлос.

– Нет!

Дженнаро – когда нужно, он умел двигаться со скоростью света – уже добежал до коляски и оттащил ее в безопасное место, подальше от проезжей части.

– Я ее не сбивал... я заметил ее и затормозил... она сама упала... сумасшедшая какая-то, выскочила на дорогу не глядя, с ребенком... – бормотал шофер, с ужасом взирая на недвижное тело, распростертое на дороге в ярком свете фар.

– Вызывайте «скорую помощь». Из нашей больницы – это быстрее, – коротко приказал Карлос.

Склонившись над женщиной, он взял ее за руку, нащупал пульс – и с облегчением перевел дух. Рука ее была пугающе холодной, однако сердце билось спокойно и ровно.

– Жива...

Карлос сбросил пиджак и бережно укрыл пострадавшую.

– Боже мой! Да она же совсем ребенок! – приглядевшись, воскликнул он.

И на редкость красивый ребенок, добавил он про себя, рассматривая нежное личико, обрамленное медно-рыжими кудрями. Яркий, живой цвет их подчеркивал болезненную бледность исхудавшего лица.

– Но что она делала на улице с ребенком в такой час? Вы видели, что она сделала для малыша? Забыла о собственной жизни и думала только о том, чтобы спасти его...

– Должно быть, босс, она его мать, – заметил Дженнаро, который позвонил из машины в больницу. – Как ни печально, в наши дни дети частенько рожают детей.

Сам не понимая почему, Карлос не хотел в это верить. Правда, приглядевшись к пострадавшей, он понял, что ей не меньше семнадцати-восемнадцати лет: однако она казалась такой... невинной. Нетронутой. И еще – на руке у нее не было обручального кольца.

Дженнаро, наклонившись, поднял пиджак шефа.

– Что это ты делаешь? – поинтересовался Карлос.

– Босс, я принес из машины ваше пальто. Оно теплее. Ни к чему, чтобы вы подхватили воспаление легких.

Дженнаро пришлось повысить голос, чтобы перекричать вопли, доносящиеся из коляски: младенец проснулся от толчка и вопил во всю мощь своих здоровых восьмимесячных легких.

– Со мной все в порядке. Хотелось бы перенести ее в лимузин, но лучше не трогать бедняжку с места. Маноло, – обратился Карлос ко второму своему телохранителю, – ты человек семейный, успокой ребенка.

Взяв из рук Дженнаро пальто, Карлос бережно укрыл им молодую женщину поверх пиджака.

– Господи, она промерзла до костей!

С неимоверным трудом Кэрри приподняла разламывающуюся от боли голову.

– Долли!

Малышка отчаянно вопила, но мгновение спустя мать вздохнула с облегчением, поняв, что плач ребенка вызван не болью, а лишь недовольством и недоумением.

– Маленькая моя!

Карлос взглянул в огромные тревожные глаза женщины, синие, как небо в середине лета.

– С вашей малышкой все в порядке. Не двигайтесь. «Скорая» уже едет...

– Мне нельзя в больницу... у меня Долли... – пролепетала Кэрри, завороженная глубоким сильным голосом смуглого незнакомца – голосом, которому легкий акцент придавал какую-то особую певучесть.

Когда же мужчина присел и положил ей на плечо руку, не позволяя встать, у нее вдруг пересохло во рту. Расширенными глазами Кэрри следила, как незнакомец поворачивается к ней в профиль, открывая взору смелые, гордые линии высоких скул, орлиного носа и упрямого подбородка, и обращается к кому-то, кого она не видит:

– Полицию вызвали?

– Пожалуйста... не надо полиции! – дрожащим голосом взмолилась Кэрри. – Это вы... вы были в машине?

Он молча кивнул, обернувшись к ней и пронзив взглядом темных глаз, сияющих золотыми искрами.

Глаза, один взгляд которых способен и святую ввергнуть в грех...

Пораженная этой неожиданной и неуместной мыслью, Кэрри торопливо заговорила:

– Не надо ни «скорой помощи», ни полиции. Со мной все в порядке. Я ударилась головой и на секунду потеряла сознание, вот и все.

– У вас есть семья?

Кэрри молчала.

– Может быть, друг? – продолжал допытываться Карлос. – Кто-нибудь, кому можно позвонить, чтобы он отвез вас домой и присмотрел за вами?

Кэрри покачала головой, и затылок отозвался новой вспышкой боли.

– У меня никого нет.

– Ну кто-то же должен быть! Подруги, родные – хоть кто-нибудь? – настаивал он.

– Никого, – повторила она, чувствуя, как дрожит голос.

Карлос всмотрелся в нее с некоторым недоумением. Ясно, что она приезжая. У нее провинциальный выговор – кажется, что-то похожее он слышал в американских фильмах, хотя и не смог бы определить по произношению, из какого она штата. Однако ни коренные ньюйоркцы, ни люди, прожившие в этом городе хоть несколько лет, так не говорят. Ладно, сказал себе Карлос, сейчас не это самое главное.

– Сколько вам лет?

– Двадцать. Пожалуйста, прошу вас... не надо полиции!

Страх придал Кэрри сил: она попыталась сесть, хоть тошнота и головокружение едва снова не свалили ее на землю. Если ее уложат в больницу, Долли отдадут на попечение социальных служб и скорее всего она окажется в приюте!

Она пошатнулась, и Карлос поддержал ее, положив ладонь на хрупкую спину.

– Вас должен осмотреть врач. Обещаю, никто не разлучит вас с дочерью.

– Как?.. Как вы можете обещать?.. – простонала она.

В этот миг в визге сирен и сверкании мигалок подлетела мащина «скорой помощи», и Карлос отступил, давая место медикам.

– Долли! – в ужасе вскрикнула Кэрри, когда ее подняли и начали укладывать на каталку.

Карлос шагнул вперед.

– Я поеду в больницу следом за вами. Вместе с Долли.

Только сейчас Кэрри поняла, что должна доверить этому незнакомцу дочь.

– Но я вас не знаю...

– Зато мы его знаем! – ответил один из санитаров и почему-то усмехнулся. – Не беспокойся, девочка, с этим джентльменом твоя малышка будет в безопасности, как у мамы под крылышком.

Измученная усталостью, волнением и болью, Кэрри закрыла глаза и бессильно откинулась на подушку.

Едва «скорая» скрылась за поворотом, Дженнаро, протягивая хозяину пиджак, сказал:

– Надо съездить в полицию, сделать заявление.

– Ради всего святого!.. – раздраженно отозвался Карлос.

Удивляясь тому, с какой легкостью дал обещание позаботиться о малышке, Карлос склонился над коляской. Малышка была укутана так, что наружу торчал лишь кончик носа-пуговки да таращились на мир огромные, как у матери, испуганные синие глазенки.