Территория между горной системой Большой Хинган, отделяющей степь от Маньчжурии на востоке, и Алтаем, Тянь-Шанем и вкраплениями пустынь на западе, поделена с севера на юг на три части.

Северная часть, прилегающая к Саянам, Алтаю и другим горным хребтам у Байкала, состоит из покрытых лесом гор и плодородных равнин, пересеченных многочисленными реками и озерами, принадлежащими бассейну реки Селенги, которая впадает в Байкал, а также бассейнам рек Шилка и Керулен-Аргунь, которые далее образуют Амур. Центральная часть охватывает пустыню Гоби, шириной в 700 миль с севера на юг и 1200 миль с востока на запад. Южная часть опять-таки представляет собой равнины, пересеченные двумя небольшими горными хребтами к северу от Хуанхэ, причем по южному хребту проходит Великая Китайская стена. В целом же вся территория представляет собой плато на высоте в среднем 3000 футов над уровнем моря. Здешний климат, за исключением крайних северных областей, особенно засушливый, а разница температур летом и зимой больше, чем в других степях.

Предполагается, что особенности климата этой и других частей Северо-Западной Азии привели к образованию так называемого монголоидного типа, распространившегося во многих других регионах. Наиболее характерная черта данного типа – довольно толстая желтоватая кожа с меньшим, чем у других рас, количеством пор, волосяных мешочков и сальных желез и более глубоким расположением нервных окончаний, так что тело не так сильно теряет тепло на холоде и влагу на жаре. Но местное население никогда не принадлежало исключительно к одному типу; во все времена существовали примеси европеоидной расы с более густым и разнообразным волосяным покровом.

Хотя разница в физическом отношении между северными китайцами и монголами не столь уж велика, между ними издавна наметилась разница в культуре. Свидетельством тому могут стать хотя бы языки, поскольку китайский язык, по всей видимости, никак не связан с алтайскими, к которым причисляют монгольский. Алтайские языки, вероятно, зародились далеко от северо-западной долины нижнего течения Хуанхэ, откуда происходят китайцы, и на них сначала говорили племена, занимавшиеся охотой в северных лесах. Их разделяют на три основных семьи: тюркскую, монгольскую и тунгусскую, в порядке расположения с запада на восток. Такая последовательность до сих пор наблюдается там, где народности остались в лесах или рядом с ними, но на открытой степи все перемешалось в результате миграций и завоеваний.

Разнице в языках соответствует разница между кочевниками и земледельцами, что отразилось в традиционно пренебрежительном отношении китайцев к монголам и, наоборот, монголов к китайцам и другим оседлым народностям. Без общего представления об истории кочевого образа жизни, в особенности связанного с коневодством, невозможно понять историю монголов.

Кочевой образ жизни в степях не развился непосредственно из первобытно-охотничьего, как считали раньше, благодаря приручению овец, крупного рогатого скота и лошадей, которые до этого служили добычей.

В настоящее время предполагается, что земледельцы в степях появились раньше кочевников и что, когда земледелие постепенно распространялось из Западной Азии, с ним вместе шло и скотоводство. Сначала существовала смешанная экономика, основанная на выращивании культурных растений и на разведении домашних животных, причем скотоводство оказалось более выгодным на открытых равнинах. Позже некоторые племена полностью специализировались на скотоводстве, покинули насиженные места и принялись кочевать с одного пастбища на другое. Они сохранили такие традиционные навыки, как сооружение жилищ, повозок, изготовление металлических изделий, но образ их жизни и интересы стали совершенно иными по сравнению с образом жизни и интересами земледельцев.

В западных степях, где эти процессы происходили в 3 – 2-м тысячелетиях до н. э., кочевниками стали народности европеоидного типа, которые некогда были земледельцами, воспринявшими достижения цивилизаций Западной Азии. Позже, во 2-м тысячелетии до н. э., кочевники стали регулярно ездить на лошадях, особенно во время войны, а после 1000 г. до н. э. по всем степям распространились всадники, любимым оружием которых был лук. Некоторые из них достигли Джунгарии и Алтая, а также равнин к северу и югу от Гоби. Там они встретили монголоидные племена, которые, по крайней мере на севере, не имели никаких или почти никаких контактов с земледельцами или цивилизациями. Большинство северных монголоидных племен прежде вело охотничье-собирательский образ жизни, и они непосредственно стали кочевниками и всадниками. По жестокости и свирепости они превзошли своих учителей.

К 400 г. до н. э. в китайских источниках упоминаются конники, которые заставили китайцев отказаться от колесниц и самим развить конницу. Постепенно граница на севере Китая между земледельцами и кочевниками становилась более четкой, и в последние века до нашей эры китайские государства принялись сооружать защитные стены – преимущественно для сдерживания кочевников.

Приблизительно тогда же, когда сильнейшее царство Цинь покорило окружающие царства и объединило их, стало происходить объединение кочевников в большие группы племен. И наконец, династия Хань, сменившая династию Цинь в конце III в. до нашей эры, встретилась с сильным соперником в лице племенной конфедерации (или империи) гуннов («сюнну»), которыми руководили вожди, носившие титул «шань-ю». Гунны заложили основы культурной традиции, которые переняли многие кочевники, в том числе и (в немалой степени) монголы.

В подчинении у шань-ю находились так называемые «мудрые цари» Правый и Левый, то есть главнокомандующие западного и восточного флангов при построении войска лицом на юг. Их власть простиралась не только на военные отряды, но и на постоянные группы племен. Титулы этих военачальников и других командующих передавались по наследству в семьях благородного происхождения. Каждой группе подчиненных был выделен отдельный участок для пастбищ. Армия делилась на войска по 10 000 всадников, которые, в свою очередь, состояли из отрядов в 1000, 900 и 10 всадников. Воинами считались все мужчины подходящего возраста. В тактике часто использовались засады, когда часть отрядов изображала отступление и завлекала врага в ловушку.

Китайские историки писали, что в военное время гунны скачут на лошадях и занимаются стрельбой из лука, а в мирное время им нечего делать, тогда как китайцы в мирное время работают, а к военному времени они не подготовлены. Кочевники ели мясо, пили молоко и носили шкуры домашних животных; они требовали дань от китайцев зерном и шелком и, если этого оказывалось недостаточно, затаптывали поля копытами своих лошадей. Когда отцы умирали, сыновья брали себе в жены приемных матерей (было распространено многоженство), а братья женились на вдовах своих умерших братьев. Точно так же китайцы описывали и монголов тысячу и более лет спустя. Можно найти много подобных совпадений.

Позднее «империи» тюрков следовали тому же образцу. Время от времени часть Северного Китая попадала под власть гуннов, тюркских тоба, монгольских киданей, основавших династию Ляо в 937 г., и тунгусских чжурчжэней, вытеснивших киданей и основавших в 1135 г. династию Цзинь.

Но никто из них не смог покорить Китай полностью, как это удалось сделать монголам в начале XIV в., а после них маньчжурам – в XVII в. Самой большой силой в степи до монголов можно назвать различные формы государственных образований тюрок в VI – VII вв. н. э., которые почти на равных противостояли великой китайской династии Тан, но никогда не вступали в длительные военные действия. Центр тюркского влияния располагался обычно к северу от Гоби в бассейне реки Орхон, притока Селенги, то есть в том же регионе, где монголы основали свою столицу Каракорум. Их войска также делились на тысячи и десятки, а ханы считали себя избранниками Неба и предводителями всех кочевников, как это явствует из древних надписей, найденных в долине Орхона.