Развернувшись, Франсиско устремился по крутой тропе в джунгли, которые оказались в этом месте менее густыми. По мере продвижения вперед лес постепенно редел. Бежать стало легче, но беглец понимал, что становится все более удобной мишенью для охотников. С каждым шагом он ожидал, что ему в спину вонзится стрела.

«Так близко... Господи, не оставь меня теперь!»

Франсиско сосредоточенно смотрел только под ноги, хотя уже едва мог их передвигать. Внезапно со всех сторон на него обрушились потоки света, как будто сам Господь Бог раздвинул деревья, дабы излить на монаха свое сияние. В изумлении тот поднял голову. Даже такое простое движение далось ему с трудом. Джунгли остались позади. Красный и черный камень горной вершины заливали яркие утренние лучи солнца.

Он слишком ослаб для благодарственной молитвы. Последний участок пути сквозь остатки кустарника пришлось преодолевать на четвереньках. Все должно случиться здесь, возле священного алтаря инков.

Рыдая от изнеможения, Франсиско дополз до гранитной плиты. Добравшись до каменного алтаря, он тяжело опустился на колени и поднял лицо к небу, а затем издал крик, давая знать преследователям, что все еще жив.

Ему ответили. Снизу, с тропы снова прогремели крики охотников — те уже пересекли пропасть и возобновили погоню.

С голубого неба Франсиско перевел взгляд вниз. Вокруг со всех сторон простирались величественные Анды. Некоторые пики покрывал снег, но большинство из них оставались такими же голыми, как гора, на вершине которой монах стоял на коленях. На мгновение ему почудилось, что он понимает, почему инки почитают эти горные вершины. Здесь, среди облаков и неба, человек становится ближе к Богу. В торжественной тишине царило чувство отсутствия времени и обещание вечности. Даже охотники притихли — то ли из уважения к горам, то ли из желания подкрасться к жертве незамеченными...

Франсиско слишком устал, чтобы об этом думать.

Его взгляд устремился к следующему пику. Чуть ниже, западнее, смотрели в утреннее небо две одинаковые горы с тлеющими кратерами на вершинах. С того места, где стоял монах, затененные кратеры походили на пару изуродованных глазниц.

Плюнув в их сторону, он показал горам кукиш. Франсиско знал, что скрывается там, среди теплых долин. У алтаря на горной вершине он придумал для вулканов-близнецов имя.

«Ojos el de Diablo, — прошептал Франсиско. — Глаза Дьявола».

Содрогнувшись, он повернулся к ним спиной, потому что не мог совершить неотвратимое, глядя в эти «глаза». Взгляд Франсиско обратился на восток, к восходящему солнцу.

Преклоняя колени перед его сиянием, монах вытащил из-под рясы висящий на груди крест и коснулся нагретым металлом лба. Золото. Именно из-за него пробирались когда-то сквозь эти чужие джунгли испанцы. Теперь их вожделение и жадность погубят всех.

Франсиско повернул распятие и поцеловал золотую фигуру. Он пришел сюда, чтобы донести до дикарей слово Господне, но сейчас этот крест стал единственной надеждой для всего человечества. Монах провел пальцем вдоль оборотной стороны распятия, касаясь того, что тщательно выгравировал в мягком золоте.

«Да спасет это нас всех», — молча помолился он и убрал распятие обратно под рясу, поближе к сердцу.

Затем поднял глаза навстречу заре. Нужно быть уверенным в том, что инки не снимут с него креста. Хотя Франсиско добрался до их святыни — естественного алтаря на горной вершине, для сохранности распятия требовалось еще одно, заключительное действие.

Он снова достал из-под рясы серебряный кинжал жреца. Погубит он свою душу или нет — не важно. Со слезами на глазах Франсиско занес кинжал и полоснул себя по горлу. От пронзительной боли пальцы разжались, кинжал выпал из слабеющих рук. На черные камни хлынула кровь.

В свете зари красная кровь ярко искрилась на фоне темного гранита. Это было последнее, что увидел Франсиско: на алтарь инков, сияя будто золото, лилась кровь.

Понедельник, 20 августа, 11 часов 52 минуты

Университет им. Джонса Хопкинса

Балтимор, штат Мэриленд

Пальцы профессора Генри Конклина слегка дрожали, когда он снимал со своего замороженного сокровища последний слой одеял. Профессор затаил дыхание. Интересно, как перенесла мумия трехтысячемильное путешествие из Анд? Там, в Перу, он постарался упаковать замороженные останки в сухой лед, но за время долгой поездки в Балтимор могло случиться всякое...

Генри пробежался рукой по темным волосам, щедро припорошенным сединой — в прошлом году ему исполнилось шестьдесят. Профессор уповал на то, что последние тридцать лет исследований и полевых работ не прошли даром. Другая возможность ему уже вряд ли представится. Оставшиеся от гран-га деньги ушли на транспортировку мумии из Южной Америки. В последнее время стипендии и гранты присуждались ученым помоложе, а Конклина в Техасском университете считали чуть ли не динозавром. Хотя коллеги и студенты по-прежнему уважали Генри, все полагали, что его научная карьера завершена.

Тем не менее недавняя находка развалин инкской деревушки высоко в Андах может все изменить, особенно если подтвердит его собственную противоречивую теорию.

Профессор осторожно убрал последний полотняный покров. От тающего сухого льда поднялся туман, ненадолго окутав мумию. Конклин разогнал его рукой и увидел скорченную фигурку. Колени, словно у эмбриона, подогнуты к груди, руки сцеплены на ногах. Именно в таком виде ученый обнаружил мумию в маленькой пещерке возле заснеженной вершины горы Арапа.

Генри пристально вгляделся в свою находку. Из-под длинных прядей сохранившихся на черепе черных волос на профессора уставились пустые глазницы. Губы, высохшие и сморщенные, обнажали пожелтевшие зубы. К коже прилипли ветхие обрывки погребального плата. Мумия так хорошо сохранилась, что под хирургической лампой лаборатории черные краски изорванного одеяния казались очень яркими.

— О господи! — воскликнул кто-то за спиной профессора. — Невероятно!

Генри слегка подпрыгнул на месте — поглощенный собственными мыслями, он на минуту забыл, что не один в комнате. Когда профессор обернулся, его ослепила вспышка фотокамеры. Не отнимая от глаз «никои», из-за плеча Конклина выдвинулась репортер из «Балтимор геральд», девушка с убранными в тугой хвост светлыми волосами. Отщелкивая очередные кадры, она спросила:

— Как бы вы оценили ее возраст, профессор?

Моргая от яркого света, Генри шагнул в сторону, чтобы остальные смогли увидеть останки. С инструментами в руках к мумии приблизились двое других ученых.

— Я... я бы датировал мумификацию шестнадцатым столетием, то есть примерно за четыреста-пятьсот лет до наших дней.

Журналистка опустила камеру, но не оторвала взгляда от скорчившейся на столе для компьютерной томографии фигурки. Верхняя губа блондинки едва заметно скривилась от брезгливости.