знает покоя, а вот мозг ему, судя по постоянным мигреням, просто ни к чему.

Арсений очень трепетно относится к своему здоровью. Утро его невозможно представить без геркулесовой кашки или перепелиных яиц, еще он делает зарядку по утрам и прочие упражнения для повышения тонуса, правда, обычно это каким-то невероятным образом сочетается с алкогольными возлияниями на традиционных пятничных, субботних и воскресных вечеринках.

— Как ты можешь это есть, Кашкет?! — возмущенно восклицает Арсений, указывая на жареную курицу. — Это же сплошной холестерин и канцерогены!

— Некоторым это полезно!

— Побереги свое здоровье! И сходи на обследование!

Прием у врача — это единственное исключение, когда мой друг не опаздывает. Во всех остальных случаях он умудряется опаздывать минут на двадцать, тридцать, делая вид, что сам не понимает, как такое могло случиться, хотя на самом деле причины банальны — не успел доесть геркулес с йогуртом.

— Ты когда-нибудь и на свои похороны опоздаешь!

— Типун тебе на язык! Да, позвонили с работы, потом надо было к сестре забежать, ну а там… сам же знаешь — Москва! — трагически произносит Арсений. Это типичная отговорка.

Одно я знаю наверняка — он хороший друг, который всегда опаздывает.

* * *

На нашем месте мог бы быть кто угодно — обычные люди двадцати пяти лет отроду, имеющие работу, досуг, депрессии, не знающие, что делать в ближайшем будущем, ищущие относительную свободу там, где обычно находят лишь заблуждения, страдающие «от нечего делать», жаждущие того, чего сами не ведают. Но сидели на удобном диване именно мы…

— Эх, скучно! Надоело все — чесать «бобиком» в офис, ждать выходных и ходить по клубам, мучиться похмельем по воскресеньям, и все это с календарной точностью! − провозгласил Арсений.

— Я себе специально работу выбирал, чтоб каждую неделю в командировки − самолет, поезд, проводник — куда-нибудь в чужой город… − меланхолично поддержал Кашкет. — И хоть бы что! Так же скучно.

— Чего мучиться? — воскликнул Митяй. — Езжайте куда-нибудь подальше, да на подольше!

— Ну да, и все бросить? — засомневался Арсений. — И где денег набрать?

— Перемещение не поможет — проверено! — убежденно сказал Кашкет. — Надо себя менять, а себя не бросишь!

Митяй хитро прищурился, философски подпер свою косматую голову рукой и назидательным тоном произнес:

— Прописная истина, старик, но путешествие обновляет и позволяет оторваться от поглотившей тебя обыденности, и взглянуть на все по-новому, в том числе и на себя самого.

Официантка принесла текилы, поставила каждому по рюмке и удалилась обслуживать двух англичан, которые все это время сражались в бильярд за нашими спинами и громко обзывали друг друга нецензурными английскими выражениями. Арсений проводил взглядом официантку, взглянул на бильярдистов, которые замолчали, припав к пивным кружкам, и сказал:

— Вот, паразиты, им хоть бы что — уважаю англикосов! Нигде не пропадут. — Арсений снова повернул голову в сторону официантки. — А кроме денег… Где там женщин искать?

— Найдете где-нибудь.

— И где ж это «где-нибудь», Митяй? — поинтересовался Кашкет.

— Да, Бомж, ты ж все знаешь, сам себе жену тут нашел, а нас куда-то «туда» — вот и объясняй!

— Ну, говорят, на Кубе за бутылку колы можно такую мулатку найти, что… — Митяй, не договорил, вздохнул и теперь задумался сам. — В общем, есть места.

— Слышала б тебя жена, Митяй, ты б другие места нам рекомендовал, — резюмировал Кашкет. — Чего болтать, все равно никуда не свалим, будем сидеть вот так, пить и разглагольствовать, пока сорок не стукнет.

К нам снова подошла официантка, окинула любезным, усталым взглядом, спросила, что нам угодно, Арсений почему-то заказал три порции рома.

— Нет, Кашкет, нельзя так больше! Поехали на Ямайку или в Индию!

— Мне лично надоели сотовый телефон, менты, снегоуборочные машины и дети возле цирка на Цветном бульваре, которых фотографируют дерганные родственники — я уже, наверное, засветился на тысяче фотографий с детьми разных лет, с надувными шариками и без… Так вот, если этого всего не будет — я готов!

— Чего это в Индию? — удивился Митяй. — Почему не на Кубу? Я ж говорю, там за колу…

Арсений не дал договорить Митяю.

— Недавно к моим родителям приезжала их подруга из Италии, рассказывала, что купила домик в каком-то городишке в Индии, нас звала… Говорит, что подобного нигде не найдешь.

— Ага, хороший выбор! Прекрасный! — вскипятился Митяй. — Там же тотальная жесть!

— Жесть тут! — сказал Кашкет и пристально посмотрел на Митяя. — Там, может, и индийская жесть, но московской я сыт по горло.

— Ну ладно, — согласился Митяй и повернулся к Арсению. — Слушай, братец, а что за домик? В каком городе? С прислугой, уроками камасутры? Все что угодно, лишь бы не к кришнаитам!

— Я знаю не больше твоего, но Карла сказала, что райское местечко!

— Ага, райское! В Индии таких нет!

— Итальянцам я доверяю, Митяй, у них тонкое чувство прекрасного!

— Да там же миллиард индусов! — не унимался Митяй.

— Не индусы, а индийцы! Индус — это приверженец религии, а если говорить о национальности — то индиец! — сказал Кашкет.

— По сути Кашкет прав, но мне все же больше нравится «индусы» — так звучнее! И плевать, сколько их там, главное — уехать!

— Ну, если это случится — я разведусь!

Мы поспорили на митяевский бракоразводный процесс, скрепив спор выпитым ромом.

* * *

Как только я принял твердое решение отправиться куда подальше из Москвы, я испытал облегчение, будто уже отправился в путь, хотя все еще продолжал сидеть в офисе и выполнять работу, которая мне осточертела.

Я предвкушал, что скоро все вокруг меня изменится, станет новым и прекрасным. Чувство опасности только усиливало все остальные. Я знал, что путешествие взбудоражит кровь, встряхнет мозги и чувства, и всего меня.

Я не думал о своей жизни после возвращения, так далеко вперед я не заглядывал, мне просто все надоело в Москве, прежде всего размеренный график жизни по календарю от выходных до выходных, от зарплаты до зарплаты. Дни мелькали, как минуты, а недели как часы, чувство ограниченной свободы просыпалось в субботу, а к вечеру следующего дня виновато удалялось. Будни представлялись обыденно серыми и таяли, не задерживаясь в памяти. Время неслось неумолимо вперед, и я уже представлял себя в летах, с пузом и лысиной, лениво плетущимся на работу или в бар, скучным мещанином, не допускающем даже мысли о чем-то необычном. Будучи молодым и полным сил, я не хотел соглашаться с тем, что жизнь, которую я вел в данный момент, можно вообще назвать жизнью. Мне хотелось движения, чувств, эмоций, приключений — настоящей жизни, черт побери! Может быть, я и не был к